——-
Михаэлис был замечательный юноша, лучший из молодых людей, каких я только видел. Нет — больше! Таких я никогда уж больше не видел. В его открытом лице было что-то львиное, смелое, энергичное, прямое. Необыкновенно решительный и отважный, пылкий и страстный до самозабвения, он в то же время обладал какой-то сдержанностью, наивной, добродушной веселостью и способностью к самой тонкой, нежной привязанности. Он был слабым, золотушным ребенком, постоянно больным, и казался очень изнеженным женским уходом. Нельзя было думать, что из такого болезненного ребенка сложится кровяная сила, способная внушить к себе уважение даже одним своим массивным видом.
Способностей Михаэлис был замечательных. Подготовившись дома, он хотел поступить в Горный корпус, но директор его, Волков, нашел, что он слишком смел и дерзок, и не нашел удобным принять такую овцу, которая бы испортила все его горное стадо. Вышло ли кому-нибудь от этого лучше или хуже — не знаю, но Михаэлис поступил в гимназию и за даровитость был переведен в Лицей. Лицей еще со времен Пушкина отличался "свободомыслием", и в шестидесятых годах лицейское свободомыслие не могло удовлетворить более политически развитую молодежь, и Михаэлис перешел в университет.
В университете тогда пенилось очень сильно пиво; он был, так сказать, газометром, указывавшим высоту и давление паров; Чернышевский, Добролюбов были пророками университетской молодежи, приходившей в неистовый восторг от того, что они находили в строках, а еще больше от того, что читали потом между строками. Чем крайнее и смелее были статьи, тем они сильнее действовали на студентов, в особенности если побивался какой-нибудь авторитет и сбрасывался с пьедестала какой-нибудь кумир. Я помню, как ликовал Михаэлис, прочитав Добролюбова "Иллюзии, разрушенные розгами", где сшибался педагогический авторитет Пирогова, и Чернышевского "Антропологический принцип в философии", где опровергался Лавров; Чернышевский доказывал, что бога нет. Цензура этой статьи сначала не разобрала, как это было впоследствии с книгой Берви "Азбука социальных наук", но потом, когда догадались, в чем дело, то за первую был дан выговор цензору Крузе, цензуровавшему "Современник", а вторая была отобрана у книгопродавцев. В доказательство способностей Михаэлиса я могу привести вот какой факт. Книжку "Современника" в тридцать печатных листов Михаэлис прочитывал от первой до последней страницы ровно в три часа. Он читал все: повести, и романы, и стихи, и критику, и ученые статьи. Одним словом, не было ничего ни серьезного, ни легкого, ни смешного, чего бы он не прочитал в книжке, и он помнил каждое слово, он верно понимал каждую мысль со всеми ее оттенками.
Поступив в университет, Михаэлис сразу нашел свое место и выдался из всей молодежи.
Свободное копирование
