Оставив "Дело", Писарев очутился без места в природе. Всякий заурядный писатель нашел бы себе место в каком-нибудь из второстепенных журналов, но Писареву нужно было занимать или первое место, или никакого; первое же место было возможно для него лишь в "Деле", единственном по направлению журнале, в котором Писарев мог бы найти себе полный простор. Отказываясь же от "Дела", приходилось отказываться от журналистики, и как раз в такое время, когда она походила на утлый челн, получивший пробоину. "Современник" и "Русское слово" были закрыты окончательно; остались только такие журналы, как "Отечественные записки", "Литературная библиотека", "Библиотека для чтения", "Женский вестник", "Русский вестник", в которых для писателей "Современника" и "Русского слова" места быть не могло. "Дело", едва возникшее на развалинах "Русского слова", не могло одно спасти утлого челна, готового, казалось, совсем погибнуть. Но нужно сказать к чести "Дела", что оно очень энергично боролось за собственное существование и подавало признаки сильной живучести. Место "Современника" пока еще не было занято, но и в его сотрудниках сказывалась живая струйка, и, во всяком случае, люди верили, надеялись, и пожалуй, и знали, что пробоина в утлом челне будет заделана и челн не утонет.
Вот к этому-то времени, когда и верилось и боялось, Писарев в ноябре 1867 года писал мне:
"Николай Васильевич! Я все лето собирался написать к вам, а осенью уже перестал собираться и подумал, что, должно быть, не напишу никогда. Вчера я получил ваше письмо и сегодня отвечаю на него. Вы желаете знать подробности о положении нашей журналистики. Я сам стою теперь в стороне от нее. С "Делом" я разошелся в конце мая вследствие личных неудовольствий и с тех пор не сходился с ним. Получая книжки "Дела" и видя мое имя в каждой из них, вы могли думать, что мы помирились. Но этого нет и, вероятно, не будет. В "Деле" печаталась и печатается до сих пор моя большая историческая работа, которая била отдана туда задолго до нашего разрыва и которую я не считал себя вправе брать назад, тем более что начало ее было уже отпечатано. Я не участвую ни в "Деле", ни в каком бы то ни было другом журнале. Что же у нас теперь, кроме "Дела", есть в журналистике? "Отечественные записки" — известный вам разлагающийся труп, в котором скоро и червям нечего будет есть. "Всемирный труд", в котором роль первого критика играет Николай Соловьев; "Литературная библиотека", или, вернее, собрание литературных инсинуаций к абсурдов; "Женский вестник", которого издательница ведет постоянно до сорока процессов в мировых судах по поводу отжиливанья денег.
Все, что здесь доступно оку,
Спит, покой ценя,
Нет, не дряхлому Востоку
Покорить меня!
И, конечно, не этим журналам заманить меня. Есть действительно слухи о том, что затевается новый журнал, в котором будут участвовать некоторые из прежних сотрудников "Современника". Но эти слухи много раз проносились и оказывались ложными или, по крайней мере, преждевременными. Как бы то ни было, но до сих пор я не получил никакого приглашения участвовать в этом ожидаемом журнале. И, вероятно, я его не получу. Партия "Современника" меня не любит и несколько раз доказывала печатно, что я очень глуп. Искренно ли было это мнение —не знаю, но, во всяком случае, сомневаюсь, чтобы Антонович и Жуковский захотели работать со мною в одном журнале..."