…В январе 1943 года разрешено было вернуть всех наших близких из Свердловска.
В конце 1942 года в Свердловске скончалась наша дорогая Вера Сергеевна Соколова. В Москве, в театре, прошла как бы заочная гражданская панихида. О Вере Сергеевне говорили замечательные слова, но лучше всех сказал Павел Александрович Марков — крупно, справедливо, сильно.
В тяжелом состоянии привезли из Свердловска Анну Монахову и сразу поместили в Институт Склифосовского, где она вскоре и скончалась. Ее похоронили на Новодевичьем кладбище в вишневом саду.
Мама вернулась, как мне показалось, сильно постаревшей, все спрашивала, нет ли извещений. Мы от нее скрывали, что на все запросы ответ был — без вести пропавшие.
Мама рассказывала, что жила она вместе с Халютиной и вместе они встречали Новый год и пили шампанское. Оказывается, свердловское начальство выдало всем «иждивенцам» роскошные праздничные пайки, куда входила одна бутылка шампанского на двоих и бутылка водки каждому, кроме какой-то еды.
И тут последовал рассказ о том, как мама решила пуститься в коммерцию и пошла на барахолку продавать водку — «она очень дорогая там». К ней подошел какой-то тип, спросил цену, уж не помню какую, и сказал: «Небось разбавленная?» На что моя мама стала горячо возражать. «Дай!» Взяв бутылку, он выбил пробку и вылил содержимое себе в пасть. «На!» Отдал бутылку и удалился. И мама с пустой бутылкой прошагала три километра и вернулась в «Урал».
Слушая рассказ, муж хохотал до слез, я тоже ему вторила: «Не умеешь, не берись». А она все сокрушалась о непорядочности некоторых людей. Рассказ этот в театре имел большой успех.
Была у нас и неожиданная радость. Как-то возвратившись вечером из театра, мы увидели у лифта нашу дорогую Елену Григорьевну, она вернулась «из-под Кашири», от детей. И когда мы стали расспрашивать, как ей это удалось (для въезда в Москву нужен был пропуск), она ответила: «А в сортири! Милиционеру сто — и тама». Жить нам стало легче. Наладилось какое-то хозяйство, и дом всегда был в порядке — она была необыкновенной, эта наша «Личарда». Как-то я спешила от очередной бомбежки и, войдя в квартиру, увидела, что Елена Григорьевна спокойно моет на кухне пол. Я стала ей выговаривать, что нельзя так рисковать, а она ответила, указав на икону: «Вон Она, Царица Небесная, Она, матушка, знает, где моя пуля». И мытье пола продолжилось.
В театре опять возобновились репетиции «Последних дней» Булгакова. Хмелев начал работу над «Последней жертвой». Эта замечательная пьеса Островского была взята, главным образом, для Тарасовой (Тугина) и Москвина (Прибытков). В остальных ролях были заняты Шевченко, Станицын, Прудкин, Топорков, Лабзина. В портфеле театра были пьесы: «Победители», «Дни и ночи», «Офицер флота».
Свободное копирование
