Нельзя было, разумеется, не заметить огромной, бросавшейся в глаза разницы между имущими классами и беднотой. Это всюду в тех крупных городах, которые мне пришлось посетить, как в центре их, так и на окраинах.
Нищенство, формально запрещенное законом, процветало на улицах итальянских городов, существуя, как и во. всех городах Европы, под видом певцов, продавцов цветов и всякой мелочи.
В Неаполе я увидел это собственными глазами. На окраинах города четыре пятых населения жили в помещениях худших, чем собачьи конуры; целые семьи валялись на охапках гнилой соломы все вместе, без различия пола и возраста, вокруг дворов, наполненных грязью и разными нечистотами. А значительная часть бедноты (lazza-roni) была совсем бездомной. Чтобы просуществовать, неаполитанский бедняк должен был трудиться с утра до ночи, так как к этому принуждали налоги. Столь низкой заработной платы, как в Италии, не знала, кажется, ни одна страна в Западной Европе. И это была судьба сотен тысяч несчастных, разнообразившаяся безработицами, штрафами, вычетами. Наряду с этим неаполитанцы слыли лентяями, преданными сладкому безделью, а город пользовался (это нашло отражение даже у Гете и Шекспира) славой самого развращенного города в Европе! Солнце было единственное существо в Неаполе, которое несло заботы по оказанию беднякам благодеяний и обязанности врача-санитара по защите их от эпидемий. Только оно непрерывно, во все времена года, придавало нищете ту жизнерадостность и даже веселость, без которой немыслимо было бы выносить столь тяжкую долю. Только солнце да еще, пожалуй, море с его полутысячей разных видов рыб давали возможность самому населению не умереть с голоду и выносить ужас своего существования. Естественно, что Неаполь тому, кто его не знал, представлялся городом, не имевшим ни единого печального лица, вечно беззаботным и праздничным. «Vedere Napoli e poi morire».[1]
Удивительно ли, что именно в Италии издавна уже началось рабочее движение, а идеи социализма приобрели популярность в народных массах.
Бедность, неунывающую и жизнерадостную, наблюдал я и на узких и грязных уличках неаполитанских окраин. Здесь прямо на улицах варили, пекли, мылись и чистились люди. Я ощущал эту жизнь сразу и глазами, и ушами, и носом! Нельзя было без умиления смотреть, как тут же какой-нибудь lazzarone, находясь наверху блаженства, втягивал в рот, закинув назад голову и закрыв глаза, длинную ленту макарон…
Бедность, неунывающую и жизнерадостную, наблюдал я и на узких и грязных уличках неаполитанских окраин. Здесь прямо на улицах варили, пекли, мылись и чистились люди. Я ощущал эту жизнь сразу и глазами, и ушами, и носом! Нельзя было без умиления смотреть, как тут же какой-нибудь lazzarone, находясь наверху блаженства, втягивал в рот, закинув назад голову и закрыв глаза, длинную ленту макарон…
Из Неаполя я поехал на раскопки Помпеи, находящиеся от Неаполя в 25 километрах по берегу залива. Сойдя с поезда, я взял гида, который провел меня через городскую стену на откопанный форум примерно в одном километре от вокзала. По дороге он вкратце рассказал мне историю Помпеи.
На форуме в древнем городе была сосредоточена главная жизнь населения. Тут находятся откопанные развалины правительственных, торговых и судебных учреждений, а также храма Юпитера. В самом городе гид показал храм египетской богини Изиды и роскошное огромное здание общественных бань (термы). Откопаны два театра: один — большой и открытый, на 5 тысяч зрителей, другой — малый и закрытый, для музыкальных развлечений.
Этим мне и пришлось ограничить свое посещение Помпеи.
Свободное копирование
