8-го сентября, рано утром, ко мне явился инородец из улуса, отстоящего приблизительно на 100 верст от Минусинска, умоляя как можно скорее ехать с ним, чтобы спасти его отца, на которого напал медведь и успел тяжело поранить его, прежде чем был убит. Поранения, по словам приехавшего, были настолько сильны, что он сомневается, застанет ли отца живым. Полное отсутствие какой-либо врачебной помощи и страх за жизнь отца заставили его с крайней поспешностью отправиться в город. К другим врачам он уже обращался, и они направили его ко мне.
В городе Минусинске имеются два врача. Но оба не обладают достаточной хирургической подготовкой, чтобы оказать необходимую помощь, особенно при тяжелых поранениях. Они направили инородца ко мне, руководствуясь, очевидно, чувством совести и долга и сознанием своей нравственной ответственности.
Я поехал к пострадавшему и, сделав, что было необходимо, в тот же день к вечеру вернулся домой.
Если бы у меня мелькнула мысль о разрешении полиции для выезда из города, то это невозможно было бы сделать не только потому, что день был неприсутственный, но и оттого, что было 4 часа утра.
Такова фактическая обстановка дела. Что касается нарушения ст. 7 "Положения о полицейском надзоре", изданной в административном порядке и якобы воспрещающей мне помочь умирающему, я должен указать на то, что по ст. 27 того же "Положения" для занятия врачебной практикой требуется особое разрешение министра внутренних дел. Такое разрешение у меня имеется. Степень и пределы оказания нуждающимся врачебной помощи ни в разрешении министра, ни в "Положении о надзоре" не указаны. Но такие пределы указаны в Общем Своде Законов Российской Империи, который гласит: "Первый долг всякого врача есть: быть человеколюбивым и во всяком случае готовым к оказанию деятельной помощи всякого звания людям, болезнями одержимым. Качества сии несравненно еще нужнее для оператора, поелику без помощи его иногда никакие средства не в состоянии не только исцелить, но и облегчить болезни. Посему каждый, не оставивший практики врач, оператор и т. и. обязан по приглашению больных являться для подаяния им помощи (ст. 114 "Врач. уст.", изд. 1857 г.)".
Эта прекрасная мысль законодателя, хотя и облеченная в старинную канцелярскую форму, все же остается трогательной и прекрасной и напоминает врачу о благороднейшей стороне его призвания. Она совершенно ясно и определенно указывала мне, как обязан был я поступить.
Я полагаю, что только сухая черствость, бездушный формализм и отсутствие душевной чуткости могли бы побудить преследовать, как тяжкого уголовного преступника человека, только исполнившего свой долг.
Если, по ст. 7 "Положения о надзоре", врач не должен оказывать помогли, несмотря на имеющееся на это разрешение министра, а по ст. 114 Общего Свода законов он обязан это делать, то, очевидно, оба эти закона противоречат один другому. Полагал бы, что местная администрация прежде, чем ставить себя в несоответствующее достоинству власти положение, должна была обратиться в Правительствующий Сенат за раз'яснением, как должно отнестись к врачу, оказавшемуся в моем положении".
С этим готовым ответом я поехал опять к исправнику. В этот раз в канцелярии его случайно присутствовал "стряпчий".
Сев но прежнему за отдельный стол, я просмотрел еще раз данные мною раньше ответы, затем против всех остальных пунктов поперек бумаги, размашистым почерком написал: "на все нижеизложенные вопросы честь имею представить особое об'яснение, которое при сем прилагаю", и подал исправнику.
-- Как?!. Вы уже кончили?
-- Да.. Мне нечего писать. Вот мои показания.
-- Готовые ответы?! Нет-с... Этого нельзя... Разве можно так делать?-- обратился он к стряпчему.
-- Я привлекался и не по таким пустякам, а по обвинениям в государственных преступлениях, и никогда никто мне не воспрещал писать у себя то, что считал я необходимым.
Стряпчий, очевидно, не знал, можно или нет, и молчал.
-- Вчера г. Мартынов сидел и списывал мои вопросы, а когда я заметил и отобрал, он выучил их наизусть и притворился больным.
-- Я вовсе не притворялся.
-- Послушайте,-- загремел исправник таким голосом, что стекла задрожали, и писцы в соседней комнате испуганно подняли головы,-- послушайте, так честные люди не поступают! Вы говорите ложь!
-- Г. стряпчий,-- сказал я совершенно спокойным и сдержанным тоном,-- прошу вас быть свидетелем, что г. исправник кричал на меня в присутственном месте и назвал меня бесчестным человеком и лжецом.
Мои слова подействовали. Через некоторое время я заявил:
-- Прошу покорнейше выдать мне копию с дела.
-- Хорошо-с. Представьте гербовые марки.
Гербовый сбор был немедленно уплочен.
Свободное копирование
