После завтрака шатаемся с прапорщиками в окрестностях Шинвальда. Совершенно весенняя погода: почерневшие горы, глыбы талого снега, сизые леса и волнистые дали.
Сегодня праздник. Из костёла толпами возвращаются окрестные жители. Девушки прячут лицо в большие платки, а старухи весело поблёскивают глазами и низко кланяются:
- Дзень добрый.
По дороге бродят солдатские патрули. Вид у них отъявленно мародёрский. Идёт починка шоссе. В большие выбоины кладут огромные бревна и засыпают сверху кучами щебня. Работа ведётся хищнически. Срубают придорожные ветлы, посаженные вдоль шоссе с обеих сторон. Уничтожены уже сотни деревьев. Кропотливый и старательный труд многих поколений втоптан без надобности в грязь. В нескольких саженях от дороги тянется прекрасный еловый лес, гораздо более пригодный для утрамбовки шоссейных впадин.
Говорю укоризненно солдатам:
- Люди трудились, трудились. А вы зря столько добра изводите. Разве мало в лесу деревьев и без этих ракит?
- Так что не приказано, - отвечают апатично солдаты.
- Что не приказано?
- Так точно, не приказано, - с деланно-глупым видом мямлют солдаты. - Фить-фебель, ваше высокородие.
- Да что вы дурака валяете? Какой там «фить-фебель»?
- Так точно, фить-фебель, - хором рапортуют солдаты и стоят, приложив руки к козырькам с выражением ленивой покорности.
Я торопливо отхожу под пристальными взглядами солдат. Идём дальше по шоссе. У хлебопекарных складов столпилась куча возов. Одна телега съехала с дороги и загрузла правым боком в грязи. Два солдата, стоя по бокам лошадей, равнодушно стегают их кнутами по ногам. Лошади мучительно тянут, но телега не подаётся. Десятки солдат тут же стоят без дела и, лениво посасывая цигарки, смотрят на истязание.
- Разве ж вам не жалко скотины?
- Так точно, - отвечает десяток голосов, и, не двигаясь с места, вся толпа орёт: - Но-о, но-о-о, распротак твою мать, сво-о-лочь!!!
И я не знаю, к кому относится эта свирепая брань, - к лошадям, ко мне или вообще ко всякому начальству, которое шляется по дорогам, вмешивается, куда не просят, и лезет с ненужными наставлениями.
За завтраком стук в дверь. Входит молодой черноусый офицерик с маслиноподобными глазами. Рекомендуется, звякнув шпорами:
- Ординарец из штаба армии. Ротмистр Кинбурнского драгунского полка Гоголихидзе. Прислан за справками, проведена ли через Тухов - Шинвальд телеграфная линия?
Спрашиваем, что слышно.
Ротмистр делает предостерегающий знак глазами в сторону денщиков. И так как он старший в чине, обращается к ним повелительным тоном:
- Марш на кухню!
Денщики краснеют и выходят с опущенной головой. А ротмистр, важно цедя сквозь зубы, говорит:
- Ничего пока. Думаем наступать, но опять придётся сидеть.
- Почему?
- Снарядов нет. Ведь мы почти совсем не стреляем из орудий. Одна пехота за всех отдувается; на её плечах держимся. Где у них[У противника.] пять батарей работает, у нас две-три мортиры по выстрелу в час делают. Горных орудий почти совсем нет. Полевые пушки в резерве: не хватает гранат. А будь у нас снаряды сейчас, мы бы им показали. Ведь мы уже пополнены. На днях восьмая армия вдребезги расколотила австрийцев. В Венгрию тьма нашей кавалерии переброшена. Третья Донская сюда идёт. Только бы снарядов побольше!..
Свободное копирование
