Дома застали приказ из корпуса: в срочном порядке приготовить и сдать «Журнал военных действий». Пишу всю ночь напролёт: некогда оторваться от стола. Вспоминается весь пройденный путь: бесконечные отступления, паническая суета под Красноставом, шрапнели над парком, величественные летние ночи под звёздным небом, изрытые окопами поля, тысячи раненых, братские могилы, дождливые осенние ночи, сожжённые города, деревни, посады, фольварки, избы, мучительные дороги, лесные дебри, непролазные топи, головоломные кручи, пески, овраги и опять леса и болота, леса и болота без конца, изнурённые и голодные люди, груды конских и человеческих трупов, валяющихся придорожной падалью, вонючие, грязные стоянки, хилые дети, испуганные крестьяне, заплаканные и трагически-безропотные евреи, погромы, голь, нищета и глухие проклятия войне, солдатам, судьбе и жалкой человеческой доле.
После обеда явилась депутация стариков к Базунову. Кланяются в пояс.
- В чем дело?
- Из окрестных деревень. От солдат житья нет. Все ломают, грабят, по ночам врываются в дома - требуют денег, угоняют скот, лошадей, воруют подушки, вещи, ни одной бабе проходу не дают, даже старухам.
Базунов послал рапорт в дивизию с извещением, что для охраны населения в Рыглицах им приняты меры, но оградить окрестное население от солдатских грабежей он не в состоянии и просит командировать в его распоряжение полуроту солдат для несения караульной службы в окрестностях.
- Вот теперь-то и взвоют жители, - заметил Базунов. - Эта полурота всю ночь грабить будет.
- Зачем же вы хлопочете о присылке?
- А что же прикажете делать? Не напишешь рапорта, ещё под суд попадёшь.
Отношение жителей резко изменилось: они стали менее разговорчивы и иногда отпускают какие-то загадочные замечания. В прошлое воскресенье ксёндз пробощ обратился к прихожанам с проповедью: о хранении секретов. Я не слыхал этой речи, но, как передавали лазаретные доктора, говорил он с обычным театральным подъёмом и в порыве ораторского увлечения сравнил болтливых женщин с убийцами, которые поражают из-за угла доверчивых друзей. Доктора много смеялись над патетическими гиперболами проповедника, хотя тут же добавили:
- Ксёндз Якуб Вырва даром не увлекается.
- Что вы хотите этим сказать?
- А то, что под секретами он разумел, конечно, не семейные тайны пани Сикорской или похождения панны Компельской со старым Буйком. Вероятно, им имелись в виду другие «секреты», и другое «предательство». И слушатели отлично понимали, на что намекает ксёндз.
Я пробовал расспрашивать жителей, о чем проповедовал им ксёндз, но они сурово отмалчивались. Дочь нашей хозяйки на что-то намекала в разговоре с Базуновым. Спрашиваю у неё:
- Что вы рассказывали полковнику об австрияках? Вздыхает и говорит с сокрушением:
- Австрияки тут совсем близко. В Журове уже пули летают. Жители удирают опуда. А с востока вас обходят мадьяры: хотят отрезать всю вашу здешнюю армию.
- Кто это вам сказал?
- Говорят... Говорят, все обозы и парки скоро уйдут отсюда.
- Кто же может сказать про это и кто это вам сказал?
- Это, пан доктор, секрет. Этого я вам сказать не могу.
Свободное копирование
