В последующие дни в городе восстановилось подобие порядка. Возобновилось трамвайное движение, дети вернулись в школы, появились продуктовые карточки. В разных местах города открылись кооперативы, и горожане часами стояли в очередях, чтобы получить свою пайку хлеба, крупы и немного подсолнечного масла. Теперь наше существование зависело от натурального обмена с крестьянами из окрестных деревень.
Помню, меня как-то послали за молоком в Кегостров, где жила крестьянка, доставлявшая раньше в наш дом молочные продукты. Я надела лыжи и, взяв палагушку (деревянное ведерко с плотной крышкой, в котором на Севере держали молоко) и серебряную ложечку в качестве платы за него, отправилась в путь. Я неслась на лыжах во весь дух и скоро была на середине реки, где, запыхавшись, решила отдохнуть. Бескрайняя речная даль сверкала вокруг меня белым серебром. Я легла на снег и рассматривала огромное величественное небо. Розоватые пушистые облака, словно стайка лебедей, плыли друг за другом по бирюзовому озеру. Поднявшись, я снова поспешила к противоположному берегу.
Женщина с равнодушным лицом открыла дверь избы. Когда я объяснила ей, что мне надо, и показала серебряную ложечку, она впустила меня и, наливая молоко в палагушку, сказала усмехнувшись:
— Помню, как я работала на вашей лесопилке и бегала в короткие перерывы кормить грудного ребенка, а он, бедняжка, нескольких дней от роду, закатывался от голода. Тяжелое было для нас времечко, а теперь вот ты, барышня, просишь у меня молока.
При этих словах она взглянула на меня с неуловимо мстительной улыбкой.
— Немного серебришка не помешает, — продолжила она, смягчившись. — Если надо будет еще молока, приходи, я посмотрю, что можно сделать. А пока возьми это.
И она подала мне кусок масла — неожиданная щедрость!
В тот вечер на ужин у нас была гречневая каша с маслом и молоком. Уставшая в своем лыжном походе, я рано легла и тут же крепко уснула.
Свободное копирование
