Все же работа над новой моделью пулемета продолжалась почти два года.
Зато пулемет получился во всех отношениях несравненно лучше прежнего, что сразу же отметил Владимир Григорьевич.
Я гордился тем, что мне удалось уменьшить вес новой модели. Пулемет весил восемь с половиной килограммов, то-есть был вдвое легче некоторых заграничных ручных пулеметов.
Каждый боец легко мог носить его за плечами.
Испытания пулемета показали его прочность. Теперь я уже не опасался и за боек, который был сделан из лучшей хромоникелевой стали.
Осенью, примерно в то же время, как и два года назад, меня вызвали в Москву с новой моделью пулемета.
Снова тот же знакомый полигон с потемневшими березками. Под березками две группы военных у новых пулеметов.
Нам отводят место по соседству. Земля сыровата, но мы подстилаем листы фанеры и устанавливаем пулемет.
Военные сообщили, что одновременно с нашей машиной будет испытываться новая модель, представленная Токаревым, и немецкий пулемет Драйзе.
«Токарев - соперник серьезный», - подумал я, но настроение у меня на этот раз было боевое. Я был твердо уверен в успехе.
Испытывать начали все модели одновременно. Как и в прошлый раз, я сам лег у пулемета.
Вначале стреляли по мишеням, чтоб определить меткость и рассеивание пуль.
Я был на полигоне единственным штатским человеком, и, видимо, моя фигура, лежащая на фанерном листе у пулемета, мало привлекала внимание членов комиссии, они толпились у других пулеметов.
Но как только были просмотрены мишени, члены комиссии подошли ко мне - оказалось, что мой пулемет показал наименьшее рассеивание пуль и наибольшую меткость.
Началось испытание на живучесть. Пулеметы трещали неумолчно, стихая лишь на короткое время для перезарядки.
Увлекшись стрельбой и оглушенный трескотней, я не услышал команды - «поставить на охлаждение», которая раздалась после трехсот выстрелов, и продолжал стрелять.
Наблюдавший за моим пулеметом командир, очевидно, тоже не слышал команды и продолжал отмечать в своем блокноте: четыреста выстрелов, четыреста пятьдесят, пятьсот, пятьсот пятьдесят…
- Отставить! - раздалось над ухом, и чья-то рука легла мне на плечо.
Я перестал стрелять.
- На охлаждение! - крикнул военный и, обратясь к наблюдавшему за стрельбой командиру, спросил:
- Сколько? 580 выстрелов.
Опять подошли члены комиссии, осмотрели, ощупали пулемет.
- Смотрите, двойную норму отстрелял без охлаждения.
- Отлично. Посмотрим, сколько он протянет без смазки.
- А когда же полагается смазка? - спросил я командира.
- После шестисот выстрелов.
- Так мне же осталось всего двадцать.
- Точно.
- Приготовиться к стрельбе! - раздалась команда.
- Огонь!
Я нажал на спусковой крючок.
Счетчики выкрикивают.
- Четыреста… Четыреста пятьдесят, пятьсот…
Вот токаревский пулемет захлебнулся. Конструктор бросился к нему. Вот Драйзе сделал еще несколько выстрелов и замолчал. Я продолжал бить по остаткам мишени.
О чем говорили надо мной члены комиссии, я не слышал, слышал только треск пулемета и видел остатки разбитой мишени.
- Сколько? - повысив голос, спросил начальник комиссии.
- Две тысячи шестьсот сорок шесть выстрелов, - доложил командир.
- Отставить! - крикнул начальник. - В мире еще не было таких рекордов.
Я поднялся. Но это еще не был конец. После небольшого перерыва испытания возобновились.