В дедушкиной кузне

 В дедушкину кузню я заглядывал часто. Приду бывало, встану у двери и, открыв рот, смотрю, как дед кует железо, любуюсь огненными искрами.

    Устанет дед, сядет закурить, а я насобираю обрезков и - бежать на песок, где мы с братишкой строили дома и башни.

    Однажды впопыхах я схватил еще не остывший обрезок шинного железа и сильно обжег пальцы. С тех пор дед стал гонять меня из кузни.

    Но после недавнего разговора он отнесся ко мне ласково.

    - Опять пришел, пострел.

    - Пришел. Учиться хочу.

    - Молодцом, коли так!

    Он поднял меня опаленными руками и посадил на верстак подальше от горна.

    - Вот сиди тут и гляди. Примечай, что к чему. Да смотри, мешать будешь - прогоню.

    Я часами просиживал на верстаке, наблюдая, как дед раскаливал в горне железо, как клал его на наковальню и, поддерживая длинными щипцами, послушным молотом придавал ему нужную форму.

    Вечерами, после работы на заводе, деду помогал мой отец. Они ковали в три руки. Отец кувалдой, а дед молотом.

    Я любил слушать звонкую музыку кузнечной работы, смотреть на пышащие жаром искры.

«Когда вырасту,  - мечтал я,  - обязательно буду вот так же махать молотом».

    - Ну, что же мы будем делать с тобой, Васютка?  - опросил как-то дед,  - уж больно ты мал.

    - Это ничего, зато все мальчишки меня боятся, я сильный.

    Дед усмехнулся и поманил меня к себе.

    - Ну-ка, хватайся за шест: будешь качать кузнечные мехи.

    Я подтянулся, схватился за шест, но сейчас же его выпустил.

    Дед рассмеялся.

    - Да ты, брат, совсем карапуз.

    - Дедушка, ты веревку к шесту привяжи, а я за нее буду дергать.

    - Ишь, что придумал. Попробуем.

    Он сделал на конце шеста ременную петлю и дал ее мне.

    - Пробуй!

    Пыжась изо всех сил, я стал раздувать кузнечные мехи.

    - Что же, пожалуй годится,  - одобрительно сказал дед,  - зачислим тебя в помощники.

    С этого дня я стал пропадать в дедушкиной кузне. Старательно помогал ему и даже удостаивался похвал.

    Правда, из кузни я приходил усталый и закопченный, как трубочист. Бабушка Александра Васильевна, доглядывавшая за мной, вначале смотрела на мою работу, как на случайную забаву, но, поняв, что это серьезное увлечение, стала журить и меня и деда.

    - Ты совсем из ума выживаешь, Мироныч, вконец замучил внука. Гляди - сажа-то как въелась в него, мочалкой оттереть не могу.

    - Не серчай, старая,  - отшучивался дед,  - всякое ученье на пользу идет.

    - Да какое же это ученье - лямку-то дергать. Кабы ты ему буквы показывал, вот тогда другое дело. А от лямки у него еще успеет спина наболеться.

    - Ну, пошла скрипеть! Придет час - и грамоте научим. Он парнишка старательный, своего достигнет.

    Как-то дед надел вышитую крестом рубаху, расчесал бороду и позвал меня:

    - Айда, Васютка, сведу тебя на завод, один знакомый инженер обещал в музей пустить.

    - Куда это?  - переспросила бабушка.

    - В музей, говорю, вроде как в арсенал, или амбар какой, где всякое оружие хранится.

    - Зачем это малому? Вот пойдет в солдаты, там покажут.

    - Не перечь ты мне, старая, знаю, что делаю.

    Дед взял меня за руку и повел через мост к заводу. Нас пропустили в железные ворота. Пока шли по вымощенному булыжником двору, навстречу попадались рабочие, везущие что-то тяжелое на громыхающих железных тележках. Из больших построек, что стояли по обе стороны, долетал грохот, шум., скрежет. Мне стало не по себе. А тут еще поблизости неожиданно заревел паровоз, и я совсем перепугался.

    Дед успокоил меня и повел в высокое мрачное помещение.

    - Вот и пришли, слава богу. Глянь-ка, что люди-то смастерили.

    Я заметил следившего за нами длинноусого страшного на вид стражника (так звал дед городовых) и притих. Попасть в то время в заводский музей простому человеку было почти невозможно, и как удалось это деду - я не знал.

    Мое внимание привлекло разнообразное оружие, которое было развешано по стенам и на специальных щитах.

    Больше всего мне запомнились крохотное ружьецо и два малюсеньких пистолета. Я очень просил деда купить мне хоть один пистолетик.

    Но стражник сердито покрутил усы и, подойдя ко мне, сказал:

    - Нельзя, за этот пистолетик у твоего деда вшей не хватит расплатиться.

    Я замолчал. Дед рассердился и на меня и на стражника и заторопился домой.

    Дорогой он мне сказал, что это ружьецо и пистолеты сделал знаменитый тульский оружейник Медведков.

    - Где же он сейчас?

    - А бог его знает, должно, помер. Эти игрушки хранятся на заводе не меньше сорока лет.

    Я больше ни о чем не стал расспрашивать деда, но крохотное ружьецо и пистолетики мне крепко запали в память, и я решил: вырасту большой - обязательно сделаю себе такие.

    Пришла зима. За лето я подрос и стал еще усердней помогать деду. Он обрезал с боков старый, во многих местах прожженный кожаный фартук и подарил мне. Облачась в этот фартук и огромные рукавицы я стал походить на «мужичка с ноготок».

    Однако мои занятия с дедом продолжались недолго. На масляной он жестоко простудился и слег. Его положили на печь, где было тепло и спокойно. Когда боль утихала, дед подзывал к себе нас, ребятишек, и рассказывал длинные сказы о тульских мастерах. Но это бывало редко.

    Деда одолевал страшный кашель. Лечили его и травами и припарками, ничего не помогало. Раза два приходил фельдшер и советовал положить старика в больницу. Но на это тогда требовались большие деньги, а их не было.

    Месяца через два дед умер. Я очень мучительно переживал эту утрату, так как от меня ушел не только любимый человек, но и добрый наставник, учитель.