Тридцать седьмой год… Я только помню ощущение тревоги в нашей семье. Прибежала утром тетя Поля — мамина сестра. Она плакала и что-то шепотом рассказывала маме, папе и бабе Киле (по — русски Акулина).
Потом я видела заплаканные глаза у мамы и бабы Кили. Оказывается, арестовали мужа тети Поли. Он был ректором строительного института.
Мы жили на первом этаже небольшого дома. Ночью подъехала машина к нашему крыльцу. В комнату, где мы спали, вбежала баба Киля:
— Прыихалы…
Мама разбудила отца.
Я проснулась.
В комнате была тишина. Раздался стук в дверь.
— Я открою, — сказал папа.
— Нет! Лучше я, — и мама пошла к двери.
Вошли трое в военной форме.
— Собирайтесь!
И вдруг мама прерывающимся голосом спросила:
— А на чью фамилию выписан ордер?
Один из них назвал совершенно незнакомую фамилию.
Мама сказала, что они ошиблись, и показала свои и папины документы. Военные о чем-то посовещались и ушли.
Баба Киля стояла в дверях, мама с папой сидели на кровати. Я, смутно представляя, что происходит, заплакала. Потом в квартире погасили свет, и я заснула.
Много лет спустя, когда я была студенткой первого курса ВГИКа и снималась в Киеве в картине «Родина капитанов», на съемку ко мне пришел папа и сказал, что его вызвали в МГБ по поводу дяди, которого расстреляли в 1937 году.
— Если я не вернусь, так как отказываться от дяди не буду, чтобы ты знала почему.
Свободное копирование
