Приближались новогодние праздники, которых я очень ждала. И в это время я узнала, что беременна. Моей радости не было предела. Мне хотелось поделиться с Видкуном, и я с гордостью сообщила ему о таком новогоднем подарке. Однако Видкун не разделил моего восторга, а сказал, что надеется на ошибку. Меня это крайне удивило и обидело, и я спросила, что он хочет этим сказать. Он ответил, что я слишком молода и неопытна для того, чтобы стать матерью. Более того, его ответственная работа и неопределенное будущее не позволяли ему в настоящее время иметь большую семью. Если мои «опасения» сбудутся, то он найдет выход из этой ситуации. И кроме Йоргена, брата Видкуна, который как врач подтверждал мою беременность, больше никто не должен знать об этом.
Я даже представить себе не могла, какой год предстояло пережить Видкуну и мне, когда мы встречали 1923 год на новогоднем празднике, организованном дядей Расмусом и его женой. Я была счастлива, когда входила в теплую светлую комнату с подарками под рождественской елкой, была рада находиться среди открытых и веселых людей в атмосфере спокойствия и благополучия. Очень большой богато украшенный стол был шикарно сервирован, и каждого гостя под салфеткой ожидал новогодний сюрприз. Для меня, например, приготовили бутылочку с соской и молоком. Все восприняли это как намек на мою юность, и мы от души посмеялись над этим, а про себя я подумала, что эта бутылочка как нельзя кстати пригодится малышу, которого мы ожидали.
Изобилие угощений поражало. Видкун настаивал, чтобы я все попробовала, и особо расхваливал норвежские блюда. Он заверял, что они самые вкусные в мире. Норвежская кухня действительно очень вкусная, я до сих пор ее люблю. Мне нравились рыбные блюда, однако фотографии Видкуна на рыбалке произвели на меня неприятное впечатление: огромная рыба в руках моего мужа с пробитой крючком губой.
Как только мы сели за стол, подали шампанское, и я впервые познакомилась с норвежским ритуалом произносить тосты. Начиная с самого старшего из присутствующих, каждый поднимал бокал, выбирал того, кому хотел сказать тост, и, глядя ему в глаза, произносил. Выбранный поднимал бокал, смотрел в глаза говорящему тост и, произнося «Skal», опустошал свой бокал.
Видкун выглядел более странно, чем остальные, во время этой церемонии тостов. Он строго, пристально и без эмоций смотрел своими выпуклыми глазами на произносившего тост и молча делал глоток вина. Видкун объяснил мне, что произносить тосты — старинная традиция со своей историей. Со временем я привыкла к этому. Но тогда этот обычай казался мне необычным и смешным. Муж заметил мою реакцию и взглядом приказывал мне сдерживаться при каждом тосте.
Видкун пил очень мало спиртного. На официальных приемах и семейных встречах он выпивал только за произносимые тосты, а дома не пил вообще никогда, хотя у нас всегда была припасена бутылка вина для гостей. Когда мы вдвоем ходили в ресторан, он никогда не заказывал себе ничего алкогольного. Мне нравилось, что Видкун не пил. Я тоже не употребляла алкоголь, а после перенесенной желтухи Йорген велел вообще исключить спиртное. Однажды на приеме мне подали кофе с каким-то ликером, я сделала глоток, и мне сразу стало плохо. С тех пор в гостях я всегда только делала вид, что пью.
Незадолго до полуночи мы все вышли на веранду. Ночь была холодная, ясная и царила полная тишина. Когда часы пробили двенадцатый раз, тишина тут же взорвалась: гудели пароходы в гавани, сигналили автомобили и шумели фейерверки. Этот момент был настолько волнующим и праздничным, что я невольно начала плакать, вспомнив о маленькой жизни, которая зарождалась во мне.
Все принялись поздравлять друг друга по-норвежски, и я чувствовала себя лишней и забытой. Когда мы вернулись в дом, многие подходили и поздравляли меня очень ласково и вежливо. Позже меня поздравил Видкун. Но, несмотря на это, в памяти осталось чувство глубокого одиночества и боль от невозможности поделиться с кем-нибудь своей радостью будущего материнства. С тех пор всю жизнь на Новый год у меня на глаза наворачиваются слезы.