Долгая дорога к надежде - 1

Долгая дорога к надежде

В конце 70 — начале 80-х годов в Бизерте появились семьи, в которых «даже дети» говорили по-русски.

Некоторые из моих бывших учеников — тунисцы, кончившие университет в Союзе, пришли представить мне своих русских жен. Две семейные пары, приехавшие из Союза, работали в Бизертском госпитале. Очень быстро завязались дружеские отношения: нормальные — с русско-тунисскими семьями, более осторожные — с русскими.

Знакомство со мной могло им повредить: уезжающим работать за границу давались инструкции избегать сношений с жителями страны, кем бы они ни были, а тем паче с эмигрантскими кругами — «чтобы не было провокации»!

Но, как писал Борис, Россия под спудом оставалась все та же. Олег и Зина пришли первыми, и нам не потребовалось много времени, чтобы установить искренние отношения.

С приездом новых специалистов из России круг знакомых расширился, тем более что происходящие события позволяли надеяться на относительную либерализацию. Только никто еще точно не знал, насколько она была реальна, даже в 1987 году.

Годами советские люди, работающие за границей, знали, что за ними следят и что их контракт, на который возлагалось столько надежд, зависит от этой постоянной слежки. Достаточно было доноса, чтобы он был прерван и уже никогда больше не возобновлен. Этим объясняется недоверие друг к другу между малознакомыми людьми.

Не раз приходилось мне видеть, как некоторые уходят черным ходом, когда у порога появляются новые гости. И если даже мне было обидно за них, я понимала, что они все еще зависели от того твердого аппарата, методы которого нелегко изменить за короткий срок. В какой степени политические события на уровне правительства могли сказаться на повседневной жизни?

Я перечитываю мои записки того периода и вспоминаю вопросы, которые мои друзья себе задавали.

«16 февраля 1987 г.

Радио и телевидение говорят о важном международном конгрессе в Москве, где присутствовал А. Сахаров, который аплодировал Горбачеву, говорившему о демократии и о прекращении военных действий в Афганистане».

Но что изменилось в их личной жизни? Смогут ли они приходить ко мне, не боясь последствий? Смогут ли они свободно путешествовать, как поляки, болгары и чехи? Смогут ли они писать семьям в Россию по почте, не передавая письма через посольство? Советские женщины, жены тунисцев, смогут ли они ездить домой к родителям, не хлопоча месяцами о визе для въезда в родную страну?

Ответы на эти вопросы будут приходить постепенно. А для меня лично с 1987 года началась новая жизнь.

В феврале появились первые журналисты, посланные ко мне советским Культурным центром. Это было мое первое интервью. Впоследствии будет много других: о послереволюционных годах и о приходе эскадры в Бизерту — событиях, почти совсем неизвестных в России.