lundi, le 22 mars
Встречалась за ланчем с А-4 в польском ресторане. Он горячо рекомендовал этот ресторан как противоядие от всяких зачуханных тратгорий и суперкошерных заведений в северной части Лондона с их кошерными булками. К первым я отношусь с изрядной долей скептицизма, а что касается вторых, я не чувствую себя достаточно религиозной, чтобы туда ходить. Внутри ресторана все было строго, декор в тяжелых, приглушенных тонах семидесятых годов, на стенах висели дурные репродукции батальных картин, изображавших битвы, где участвовали храбрые поляки, и на всех предметах толстый слой какой-то жирной грязи, которая, наверное, скапливалась еще с тех пор, когда я пешком под стол ходила. Кстати, у нас на кухне было то же самое. Да и еда, казалось, вышла прямо с плиты моей матери: свекольный борщ со сметаной; жареные картофельные оладьи с яблочным соусом и тоже со сметаной. Официантки были, как полагается, все дородные и с суровыми лицами, с туго заплетенными соломенными косами, в серых фартуках, повязанных вокруг округлых талий. С посетителем, если вообще замечают его, они разговаривают с помощью какого-то языка, больше похожего на хрюканье, — то же самое я имела удовольствие видеть и слышать в ресторанах северо-восточной Европы, когда там путешествовала. Все блюда — буквально все — были глубоко прожарены и подавались с цельной половинкой капустного кочана. Я была сражена наповал.
Столик наш стоял у самого окна. Мы смотрели на густую уличную толпу, на проезжую часть, запруженную автомобилями: было как раз время ланча. Бизнесмены жевали чипсы, возле банков и аптек толпились очереди, дешевая китайская харчевня была переполнена студентами. Здесь же, внутри ресторана, был как бы иной мир, защищенный от уличного шума и гама всего лишь скрипучей мелодией лифта, подающего блюда из кухни в зал.
Забавно было слышать, как какая-то женщина за соседним столиком мучительно пыталась разобраться в меню. Это была еда не для тех, кто постоянно думает о калориях и о том, как он выглядит (я сама приняла меры предосторожности и не позавтракала). Ожидая, когда ей принесут второе, она подозвала к себе медлительную и исполненную собственного достоинства официантку.
— У вас есть капучино? — спросила она. Мы с А-4 дружно фыркнули, сдерживая смех. Розовощекая официантка нахмурила брови. — Капучино! — на этот раз дама почти выкрикнула название напитка. Потом принялась объяснять жестами, пытаясь показать, как молоко, превращенное в пар, проходит через кофемашину. — Вы понимаете — ш-ш, ш-ш, ш-ш, ш-ш!
Официантка только покачала головой и куда-то ушла. Мы с А-4 чуть не рыдали от душившего нас хохота.
Я встала и пошла посмотреть на витрину с десертами. Яблочный штрудель, сверху посыпанный сахарной пудрой. Довольно плотные на вид фруктовые пироги. Когда возвращалась на свое место, какой-то джентльмен легонько хлопнул меня по попке.
Я обернулась и посмотрела на столик, за которым он сидел. С ним было еще трое, все в костюмах, средних лет, явно у них был обычный бизнес-ланч. Какой-то мой знакомый, что ли, ломала я голову. Никак не могла вспомнить лицо. Может, бывший клиент?
— Э-э, милая, принеси-ка нам корзинку хлеба, — потребовал он.
Я рассмеялась отрывисто и зло.
— Очень жаль, но я здесь не работаю, — сказала я и отошла. Очень странно.