Курс и группа

Курс и группа

На моём курсе было около 250 студентов. Эту цифру подтверждают списки, ведущиеся хранителями курсовой памяти. На конец прошлого (2006-го) года в списке живых было 184 человека, в списке уже ушедших – 60. (Кстати, учитывая, что нам за 70, не такой плохой процент выживших).

Курс делился на 9 групп. Моя группа, 19-я, последняя по номеру, по-видимому, и формировалась последней, а потому оказалась нестандартной, как сказали бы сейчас, по гендерному признаку. Судя по всему, деканат формировал группу за группой так, чтобы ребят и девушек было одинаковое количество. А в нашу вошли все оставшиеся. Так что оказался большой недобор ребят – 7 человек примерно на 20 девушек. В такой «женской» группе я и проучился первые два года, пока на 3-м курсе группы не переформатировали.

Как я говорил, на 1-м курсе мои знакомства ограничивались главным образом моей группой. Нельзя сказать, чтобы это была очень дружная, в смысле – сплочённая группа. С большей частью этих девочек, да и ребят тоже, у меня были минимальные контакты, иногда перекидывался парой слов. Да и у них между собой тоже. Подружился же я с упоминавшимся Кантом Ливановым, а с течением времени всё больше и больше сдруживался с несколькими девочками, с некоторыми дружен до сих пор. Но о них в последующих главах.

Вообще же на 1-м курсе я был не слишком общительным, по-видимому, бульшая часть внимания уходила на математику. Та же математика играла заметную роль и в отношениях с товарищами по группе. Я с первых же дней пользовался у них авторитетом, как студент хорошо успевающий, да ещё и такой, к кому можно обратиться за помощью. Значительную часть группы составляли девочки, с трудом постигающие университетскую математику, но достаточно прилежные. Они были заметно ошарашены после школы – там они были отличницами, а здесь вдруг вполне реальна перспектива двойки на экзамене. Одногруппник, который сам разбирается и готов помочь, был для них находкой. Мне же тоже нравилось разъяснять им математику (что, кстати сказать, занимало не так мало времени). И, кажется, это у меня неплохо получалось. Может быть, по этой причине я чувствовал, что мои коллеги (точнее, пользуясь польским словом, – коллежанки) по группе относятся ко мне с дружеской симпатией.

Группа – это ячейка социалистического общества. Были в ней и староста, и комсорг, и профорг. Комсомольское бюро прикрепило к нам куратора (или как он там назывался) для проведения идейно-воспитательной работы. Этот куратор, аспирант Борис Власов сейчас представляется мне типичным комсомольским работником – с написанной на лице убеждённостью, которая не могла скрыть карьеризма. У наших девочек он пользовался симпатией и авторитетом – по-видимому, они нуждались в таком «правильном» руководителе, «настоящем человеке», убеждённом и рассудительном, твёрдом в принципах и моральных позициях. Как в кино. А у меня отношения с ним, естественно, не сложились – уж больно разные жизненные позиции мы представляли. Не могло его не коробить то, что в его группе студент не хочет вступать в комсомол, и он на меня пытался давить. Группа в этом вопросе занимала в основном нейтральную позицию. То есть, для порядка и по поручению сверху кто-нибудь делал попытку меня уговаривать, но быстро отцеплялся.

В группе регулярно проводились собрания, только я начисто забыл, о чём там шла речь. Кроме каких-то текущих моментов – как организовать помощь отстающим и т. п.