После меня
А теперь забегу наперёд и расскажу о будущем этой семьи, когда меня уже рядом не было.
Наверное, я оказался рядом с тётей Женей в лучший период её жизни. А дальше жизнь наносила ей удар за ударом.
Вскорости после моего отъезда Андрей поступил в какой-то техникум. У него появился товарищ Володя, приезжий, которому негде было жить, и тётя Женя, конечно, его приютила. Я его видел, но немного, и впечатления о нём не составил. Мальчик как мальчик. И вдруг он повесился. Тётя Женя это очень тяжело переживала.
К тому времени они жили уже в другой квартире – только с одной из сестёр, тётей Лизой. У тёти Лизы был сын Илюша, на пару лет младше Андрея, мальчик добрый, но с некоторыми проблемами в умственном развитии. Учиться он не мог, пошёл на производство, на какую-то фабрику. И там однажды свалился в котёл с кипящей водой – и сварился заживо. Можно представить, что после этого стало с его матерью. И с тётей Женей, знавшего этого Илюшу от рождения.
Когда я после всего этого приходил к тёте Жене, мне казалось, что похороны были только вчера.
Мальчики между тем выросли.
Андрей окончил техникум, стал работать на производстве, женился, потом разошёлся. Ребёнок остался у жены, и Андрей страдал.
Сашка, окончив школу, дальше учиться не стал, а ушёл в геологическую партию. Подозреваю, что не без моего влияния, – я, увлекшись туризмом и альпинизмом (об этом впоследствии), как и многие из этой братии и вообще из моего поколения, был увлечён «романтикой странствий», частью которой была романтизация профессии геолога. Возможно, это с моей лёгкой руки передалось и Сашке. Так он и пропутешествовал чуть ли не десяток лет. В редких случаях, когда мне удавалось, будучи в Москве, повидать тётю Женю, я его не заставал – экспедиции. Во взрослом состоянии я его видел, кажется, только один раз. Было это где-то в конце 60-х. Сашка приехал в Киев и явился к нам в гости с несколькими своими друзьями – парнем и девушкой. Было странно видеть взрослого Сашку – красавец-парень, на полголовы выше меня, с густой белокурой бородой и доброй улыбкой.
А ещё через несколько лет я узнал, что он погиб. Их отряд стоял в тайге, у реки, рядом с пионерлагерем. Пошли большие дожди, река превратилась в бурный поток, всё сносила на своём пути. Сашка перетаскивал детей в безопасное место. И вот, когда уже почти все дети были спасены, его унесло водой.
Пишу, вспоминаю его и плачу.
Это была осень 1971-го или весна 1972-го года – тяжёлый год, принесший столько потерь: смерти вокруг, аресты, разрушенные судьбы.
От этого удара тётя Женя уже не оправилась.
Я её видел после этого несколько раз, один из последних – после Чернобыля, в 1986-м. Жила она уже в третьей квартире, одна, Андрей жил со второй семьёй. Одна из комнат оставалась Сашкина. Висели его портреты – таким, каким я его видел в последний раз: борода, широкая улыбка. На стенах привезенные из Сибири иконы. На столах и полках куски минералов.
Тётя Женя слегка повредилась умом, путала события – и то, что было в прошлом, и сегодняшний день.
За что ей такая судьба?
Вскорости после этого она умерла.
А я вспоминаю тётю Женю как одного из лучших людей в своей жизни. Я у неё в неоплатном долгу – и за то, как она меня приняла, и за то, чему научила своим примером. Я с тех пор много раз повторял себе смысл этого урока: тётю Женю я равным образом не отблагодарю, значит, долг переносится на других людей: я должен когда-нибудь прийти кому-нибудь на помощь так, как она пришла на помощь мне.
Но я оказался плохим учеником – не способным что-либо подобное сделать.