В 1882 году, когда я учился в пятом классе, военные гимназии были вновь переименованы в кадетские корпуса. Давала себя знать усилившаяся при Александре III дворянско-крепостническая реакция. Военный министр Милютин подал в отставку (вместе с министром внутренних дел Лорис-Меликовым и министром финансов Абазой) в знак протеста против реакционного манифеста Александра III, написанного Победоносцевым. Вместо Милютина был назначен генерал Ванновский, человек безличный и ничтожный, солдафон по тогдашнему выражению, и начались "реформы" в армии и военно-учебных заведениях.
В кадетских корпусах были усилены фронтовые занятия, введены для старших классов лагерные сборы и преподавание некоторых военных предметов в ущерб общеобразовательным. "Возрасты" были переименованы в роты, возглавляемые ротными командирами, штатские воспитатели заменялись военными.
Вскоре нас посетил новый начальник военно-учебных заведений генерал Махотин. Он смотрел наши фронтовые занятия, ходил по классам, зашел и в наш класс на урок русского языка, смотрел тетради, посмотрел мою тетрадь по сочинениям, почерк мой не понравился,-- "куриный почерк",-- затем придрался неосновательно к некоторым выражениям. В мою защиту осмелился возражать генералу наш почтенный старичок учитель Кильчевский. Генерал рассердился. Вообще он остался недоволен нашим корпусом, распекал нас, но выражал надежду, что мы исправимся. Мы кричали: "рады стараться", а надо было кричать: "постараемся исправиться". Все это было учтено в его грозной резолюции, которую нам прочитали в виде приказа по корпусу. Даже наши очень невзыскательные кадеты нашли нового начальника слишком солдафоном и бурбоном, что означало на нашем языке: человек грубый, ограниченный. Вскоре нашего директора Ордынского сменили. Вместо него прислали Завадского, сурового с виду и бравого генерала. При его появлении в роте раздавалась команда: "Смирно! Во фронт!" Все замирали, вытянув руки по швам, директор торжественно шествовал по залу.