О времени и о себе - 1

С. ГОХБЕРГ

О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ

(эпизоды)

 "Да, молодость ушла, а старость подступила...

 Когда б, наоборот, со старости начать,

 А после б время молодости было,

 То зло на лик земли не ставило б печать".

 (Расул Гамзатов, "Письмена»)

 Название этих записок, конечно, многообещающее, но на самом деле - это просто отрывочные, без хронологической последовательности, некоторые события моей жизни, без претензий на какие-либо связывающие звенья между ею (моей жизнью) и жизнью страны и моего города, хотя если смотреть философски и широко - одно без другого просто не бывает.

 Как песок во время отлива медленно и постепенно уходит из-под ног, так и время стирает из памяти не только события, встречи, нередко значительные куски жизни, но даже родные и до боли знакомые черты близких.

 Время, действительно, лечит, уходит острота потерь, уходят воспоминания о плохом и недостойном, а остается только хорошее. Не могу определиться, хорошо это или плохо, не претендую на обобщения, но эта данность (помнить только хорошее) предопределена мне природой. С одной стороны, прав царь Соломон - "И это пройдет...", с другой - не менее прав и Николай Добронравов, - "Ничто на Земле не проходит бесследно...". Вот о некоторых моих следах на Земле, встречах и знакомствах с разными людьми, о моей семье и просто о разном эти записки.

 Отдавая себе отчет в собственном писательском дилетантизме, надеюсь, что дети мои и внуки, а также некоторые близкие и родные люди, будучи, наверное, единственными читателями, узнают обо мне более того, что знали до этого...

 Родился я в середине Отечественной Войны, в 1942 году, в далеком от фронта «хлебном» Ташкенте, хотя на самом деле город был не такой уже хлебный, война ощущалась даже и в Ташкенте, но хлебосольным и гостеприимным он был всегда. Надеюсь, что остался таковым и сейчас.

 Роль Ташкента в период Великой Отечественной Войны стОит отдельного большого разговора и переоценить ее вряд ли возможно.

 В центре города рядом с Дворцом Дружбы народов в советское время стояла (сейчас она куда-то перенесена) скульптурная группа, изображающая семью узбекского кузнеца Шаахмеда Шамахмудова, воспитавшего вместе со своей женой 14 детей-сирот, вывезенных в Ташкент из прифронтовых районов страны. Этот памятник - символ доброты, мужества, гостеприимства и мудрости узбекского народа, открывшего свое сердце и двери своего дома тем, кому было особенно трудно в лихолетье войны - детям. Но не только им - узбекские сердца и дома были широко открыты всем, эвакуированным в Среднюю Азию. Многие семьи после войны остались в Ташкенте и жили долгие годы в мире, согласии и дружбе со своими узбекскими соседями.

 Во время войны в теплый Ташкент, наряду с эвакуированными, из западных районов страны съезжались сироты, беспризорники, хулиганы, мелкие воришки и т.п.

 Мама рассказывала, что однажды на Алайском базаре она внезапно почувствовала, что у нее из сумки вытащили кошелек, в котором было немного денег и продуктовые карточки, и, хотя до конца месяца оставалось всего несколько дней, потеря карточек была очень проблематична для прожития этих нескольких дней. Мама начала кричать, охать, сокрушаться об исчезновении кошелька, и какой-то парнишка показал в сторону: "Он побежал туда". По какой-то внутренней интуиции мама решила, что поговорка "вор кричит- держи вора»сейчас, как раз, кстати. Она пошла рядом с этим мальчишкой и сказала первое, что пришло ей в голову и должно было сработать: "Я знаю, что кошелек своровал ты, немедленно верни кошелек, у меня муж начальник милиции, и через час на базаре будет на всех на вас облава". То ли он поверил ей, то ли пожалел, она сама не знала, он только процедил ей сквозь зубы: «Стой здесь, сейчас буду". Через 7-8 минут он вручил ей ее кошелек, содержимое которого оставалось нетронутым.

 И еще один достаточно курьезный случай из этого времени. Мама решила продать часть, так называемой, кровяной колбасы, которую получала по продуктовым карточкам, и на вырученные деньги купить хлеб. И когда она стояла на рынке, держа в руках колбасу, подбежал беспризорник, откусил большущий кусок колбасы и был таков. Так бесславно закончилась мамина торговая операция.

 Ташкент - город моего детства, юности, зрелости и, вообще, всей моей жизни - родился, учился, женился, работал, отсюда я с семьей уехал навсегда в Израиль, будучи не только зрелым, но почти пожилым, т.е. немного "недотягивал»до 60-ти.

 Сейчас Ташкент - красивый, с широкими проспектами, каскадами фонтанов, высокими административными и жилыми зданиями, банками, гостиницами, а в моем далеком прошлом - это, в основном, одноэтажный тенистый и спокойный город, где было хорошо и уютно, жили в общих дворах, и только веками привыкшие жить большими семьями узбеки, проживали в старой части города в собственных частных домах. Были в Ташкенте, безусловно, и дома-особняки, в которых жила интеллигенция - это известные писатели, художники, профессора. Некоторые из этих особняков сохранились до настоящего времени. В самом центре города расположен прекрасный особняк оранжево-серого кирпича, в котором до революции проживал Ташкентский генерал- губернатор, Великий князь Николай Константинович, затем располагался республиканский Дворец пионеров (в ряде его многочисленных кружков занимался я - в авиамодельном, фото, игре на домбре, резьбы по ганчу - все кружки были абсолютно бесплатными), сейчас в нем - одно из зданий Узбекистанского МИДа. Подобного типа здания были расположены в центральной части города: это клиники Ташкентского медицинского института, в котором мне посчастливилось учиться, и которые сохранились до сих пор, здание Центральной сберкассы на Пушкинской улице, которое в период реконструкции Ташкента после землетрясения 1966 года не могли снести обычными средствами - пришлось применять танки (вот как строили!!).

 Многоэтажные дома тогда были немногочисленными, первые их кварталы появились в начале 60-х, а после семибального землетрясения 1966 года, когда вся страна пришла на помощь Ташкенту, строительство многоэтажек развернулось вовсю.

 Вообще следует отметить, что, так же, как жизнь страны разделилась на «До... и После... войны ", так и жизнь ташкентцев разделилась на «До... и После... землетрясения»(о самом землетрясении несколько позднее).

 Центрами общественной жизни города были улица Карла Маркса,так называемый Ташкентский Бродвей, Куранты и примыкавшие к ним Парк Горького и Сквер революции (в центре которого вначале на высоком постаменте стояли несколько памятников и стелл, отражающих различные события ташкентской жизни, а в моей памяти -монумент Сталину, затем после 20 съезда Компартии Советского Союза на этом месте поместили огромный гранитный факел, огонь которого представляла собой лохмато-бородатая голова автора "Капитала"; сейчас там на красивом породистом жеребце восседает Амир Тимур, олицетворяя собой независимый Узбекистан), а также площадь с большим фонтаном, расположенным рядом с театром Оперы и балета имени Навои. Театр был построен после войны немецкими и японскими военнопленными по проекту известного советского архитектора Щусева, автора Мавзолея Ленина. Жизнь у фонтана всегда была какой-то загадочной, таинственной, с неким криминальным оттенком, там всегда крутились темные личности, проститутки, картежники...

 В конце 40-х годов в Ташкенте появилось очень много греков, эвакуированных из Греции, благодаря совместному послевоенному договору между Сталиным и Тито после установления в Греции фашистского режима. Селились греки компактно, для них специально были построены греческие городки в различных районах Ташкента. Зимой, даже в снегопад или дождь, все греки ходили без шапок, что моментально распространилось в виде моды по всему городу, стало модным стричься в парикмахерской у греков, брюки шить у греков и даже делать ремонт в домах стало престижным приглашать греков. Многие из них на льготных условиях получили среднее и высшее образование, и среди них были очень хорошие врачи, инженеры, медсестры, учителя и другие. В период перестройки многие греки уехали, как теперь модно говорить, на историческую родину, хотя родились и выросли в Узбекистане; однако, часть, особенно молодые, остались, живут там и сейчас, а в Грецию ездят в гости и на отдых.

 Работал со мной в Институте краевой медицины в гистологической лаборатории фотограф, грек по национальности, Георгис Фанасис Гоцис, называли его Георгий Афанасьевич. Приехал он в Ташкент молодым парнем в 1949 году, невысокого роста, кудрявый. Недолго проработав на заводе, научился фотографировать, уволился с завода и начал прирабатывать фотографом на фонтанной площади перед оперным театром. Зарабатывал до 900 - 1000 рублей в месяц. Однажды, в конце пятидесятых годов, подошел к нему заведующий гистологической лабораторией Института краевой медицины и предложил работу фотографа в лаборатории с зарплатой 300 рублей в месяц. Георгий даже не думал, согласился немедленно - сказалось мышление уроженца капиталистической страны: государственная работа, даже с минимальной зарплатой, стабильнее более выгодного, но не всегда гарантированного, частного приработка. Так и проработал Георгий всю свою жизнь в нашем Институте, причем судьба его была довольно печальна (я не имею в виду работу - работал он как раз очень успешно). Молодым он женился на русской девушке, родила она ему двоих детей (дочь и сына), и жили бы они без особых приключений, если бы не его теща. Однажды, за обедом, во время какого-то разговора на повышенных тонах, она ему заявила: "Ты - греческая собака, и дети твои - греческие собаки". Георгий не стерпел, и, вилкой ткнув тещу в глаз, сел доедать пельмени. Тещу забрали в больницу, Георгия - в тюрьму. Посадили его на 6 лет, из которых он отсидел только четыре, и был освобожден раньше за добросовестный труд и хорошее поведение.За то время, пока он сидел в заключении, "своей смертью»умерла теща. Через несколько недель после его возвращения жена позвала свою подругу и предложила ей забрать Георгия, если он ей нравится - мнения "тещиного любимца»никто не спрашивал (квартира принадлежала жене). Подруге он нравился, и Георгий с небольшим узелком с рубашками, носками и двумя полотенцами переехал в другой дом, где о нем заботились и где он прожил довольно долго. Потом, будучи уже пожилым человеком, он стал жить с третьей женой - медсестрой санэпидемстанции, женщиной средних лет, у которой были взрослые дети и внуки, уважающие и почитающие Георгия. Он был довольно неплохим фотографом, в Институте его уважали, многие сотрудники просиживали с Георгием в его фотолаборатории за закрытыми дверями, играя с ним в шахматы. Был он заядлый курильщик, курил сигареты без фильтра, в течение многих лет кашлял, очевидно на почве бронхита. Умер Георгий в городской больнице в возрасте 70 лет теплым весенним утром, проводить его пришли многие сотрудники Института - детей своих, по-моему, с момента развода с первой женой, он более никогда не видел. Много лет назад, выпуская юмористическую рисованную и в стихах газету своей лаборатории, я написал: «А фото делал мой приятель - Эллады славной блудный сын...»- это о нем.

 Возвращаясь в Ташкент пятидесятых, нужно вспомнить,что торговой Меккой города был Алайский базар - гудящий, шумный ; смешение цветов, запахов и звуков, великолепие уложенных горками овощей, фруктов, тонны арбузов и дынь, мяса и птицы, незабываемый запах свежеиспеченных горячих лепешек! Люди, никогда не бывавшие в Ташкенте, об Алайском слышали (так же, как об одесском Привозе), а когда в конце концов попадали в Ташкент, то одной из первых достопримечательностей Ташкента, которую следовало посетить, непременно был Алайский базар! Кстати, житель Ташкента, где бы он ни жил впоследствии, никогда не говорит "рынок", а только "базар".

 В Ташкенте тех лет были зимние и летние кинотеатры, большой стационарный цирк, оперный и русский драматический театры, прекрасные драматические узбекские театры, в которых играли блестящие узбекские актеры. Многие из них носили звание «народный артист СССР".

 В конце 40-х и начале 50-х годов в Союзе демонстрировались, так называемые, "трофейные фильмы ", которые привозили из Германии, причем там были и американские, и английские, и, главным образом, немецкие довоенные развлекательные, приключенческие фильмы, без намека на политику. Одним из самых популярных фильмов, наряду с такими, как "Тигр Акбар", "Девушка моей мечты", «Дорога на эшафот", "Индийская гробница", «Багдадский вор»и другими, несомненно, был "Тарзан", о юноше, выросшем в джунглях, на деревьях. Вибрируя ладонью во рту, мы издавали громкие гортанные звуки, похожие на те, которыми Тарзан звал свою любимую Джен, в которую мы все тоже были безотчетно влюблены, или веселую, озорную и очень умную обезьяну Читу. Я вырезал себе из дерева кинжал и носил его на поясе, сделав из тряпок подобие набедренной повязки. Мы завязывали концы веревок на ветках деревьев, имитируя лианы, и раскачивались на них над арыками. Многие падали - сколько было сломано рук и ног - об этом знала только статистика больниц, куда попадали эти мальчишки.