Учитель - 6

Вернусь к делам школьным. В 54-м году я благополучно завершил обучение на заочном отделении физфака МГУ, а мои три класса окончили школу. Перешагнув тридцатилетний рубеж, пора было искать пути реализации моих давно определившихся научных устремлений. Из школы я ушел. До февраля 55-го года проработал в лаборатории академика Обреимова (см. ниже), где заканчивал свой диплом. Затем поступил в НИИ физико-технических и радиоизмерений (ВНИИФТРИ). О некоторых эпизодах, связанных с пребыванием там, расскажу в 10-й главе.

Что же касается Лины, то когда в педагогических кругах стало известно о предстоящей отмене преподавания логики и психологии в школе, она нашла в себе силы и мужество поступить на первый курс заочного физического факультета Педагогического института. Окончила его в 58-м году. Еще год проработала в качестве учителя физики (начала во время учебы на физфаке). Потом, в связи с заменой, по указанию Н. Хрущева, преподавания физики в школе на «политехническое обучение», покинула родные стены и в 59-м году поступила в качестве младшего научного сотрудника в Институт элементоорганических соединений Академии наук СССР...

Чтобы продолжить внешнюю линию ее жизни за протекшие с тех пор сорок три года, скажу только, что сейчас (в 2002 году) она доктор наук, профессор, ученый с мировым именем в кругу специалистов ее профиля...

Хотя времена нашего расставания со школой уже обозначены, я должен вернуться к весьма важному событию, произошедшему в тот год, когда мы оба в ней еще работали. Я имею в виду смерть Сталина в марте 53-го года.

От поклонения этому человеку к пониманию его зловещей сущности и тиранического правления я перешел еще в 46-м году. От членов «общества оптимистов», собравшегося вокруг Гали Петровой, я узнал о репрессиях середины 30-х годов, которые в юности принимал за очистку нашего общества от «врагов народа». А от вернувшихся с войны соучеников — о направлении в концлагеря солдат, освобожденных из немецкого плена. Лина же (и ее мать), несмотря на арест и исчезновение отца, еще долгие годы оставались в числе верующих в благотворный сталинский «гений». Году в 51-м Лина подавала заявление о вступлении в партию и была глубоко огорчена, узнав, что ей как дочери репрессированного отказано в этой чести. Она с обидой повторяла слова «вождя»: «Сын за отца не отвечает!».

Мы уже были дружны и, утешая ее, я осторожно приступил к политическому просвещению моей подруги. Потому осторожно, что знал: среди моих ровесников немало случаев, когда крушение веры в партию и Сталина приводило их к полному нигилизму, отказу от приверженности к любым общественным идеалам и надеждам. Естественно, что после начала нашей совместной жизни моя «политпросветработа» развернулась в полную силу. Так что, когда радио передало первые сведения о тяжелой болезни «вождя народов», мы с одинаковой радостью и надеждой ждали очевидно неизбежного конца...

Хорошо помню прохладный, но солнечный день 9 марта 53-го года. Мы вышли на улицу, уже свободную от заслонов, но еще не открытую для движения транспорта. Из окрестных домов тоже высыпало множество людей. На большинстве лиц можно было прочитать истинное горе и страх перед непостижимым будущим без Сталина. Наши с Линой мысли тоже были полны тревогой о будущем, хотя тревога эта смешивалась с радостью и надеждой. Потом, в 12 часов, раздались гудки, извещающие о внесении набальзамированного трупа в мавзолей Ленина. Мы слушали их в благоговейном молчании — как сигналы наступления еще неведомой, но новой эры.

До этого, утром 6-го числа, мы были в школе, куда, как обычно, пришли и все мои ученицы. Многие только там узнали о состоявшейся смерти. Почти все плакали. Слов для утешения у меня не было, радость свою я скрыл, чтобы не оскорблять их печаль. Просто молчал. Состоялся митинг с поминальными речами кое-кого из учителей, но без каких-либо траурных атрибутов. Их припасти не успели. К тому же из райкома партии поступила странная телефонограмма: «Не увлекаться трауром!» То ли «родная партия» жалела психику детей, то ли информировала нас, учителей, что она-то осталась и потому ожидать существенных перемен в общественной жизни страны не следует. К сожалению, я не догадался в те дни узнать, получены ли были аналогичные телефонограммы на предприятиях и учреждениях города.