Итак, после разговора я какой-нибудь фразой незаметно переводил публику на серьезный лад и мог исполнять "Два брата". А потом пел частушки "Колодки", содержание которых тоже постоянно менялось в зависимости от событий в городе. И если Карабинин стоял у дверей, то подпускал немало шпилек.
До своего выступления, пока работали другие, я в щелочку внимательно рассматривал зал и выискивал там либо какое-то известное лицо, либо человека, чем-то отличающегося от других, и тут же за кулисами сочинял четверостишие, а так как учить его было некогда, записывал его на колодках, а на сцене разыгрывал как "экспромт".
До начала дивертисмента я прогуливался, согласно контракту, по Красной улице, но внутренняя моя цель была не реклама, а сбор материала для очередных острот и частушек. Когда я бродил по городу, со мной часто заговаривали, а то и приглашали в кафе. Не всегда удавалось отбиваться. Впрочем, от компании рабочих я никогда не отказывался. Но часто, не зная, с кем имею дело, попадал в плохие компании: один раз познакомился даже с ворами. После этого поползли по городу слухи о моих темных связях, и Карабинин сказал мне, чтобы я сидел дома, а новости он будет приносить мне сам.
Одним словом, это был мой первый большой успех, и я им упивался. Но, как всегда бывает, в городе стали распространяться репризы, анекдоты и остроты, которых я никогда не исполнял. Под видом того, что это говорил Петруша Тарахно, рассказывали и опасные политические анекдоты. И произошло то, что и должно было произойти: меня вызвали в полицию. Я показал свой зарегистрированный репертуар.
- Ничего другого я не исполняю.
В полиции сделали вид, что поверили.
Но однажды, увидя Карабинина в дверях, я исполнил свой репертуар без всяких смягчений и купюр. Едва я ушел за кулисы и не успел еще вытереть полотенцем лицо, как в уборную ворвался, по всей видимости, переодетый агент и стал кричать:
- Ты - красный!
Нина Виардо сейчас же вступилась за меня, строго выговорила господину и сказала, что она будет жаловаться генералу, который является ее лучшим другом. Агент извинился и ушел, а я с недоумением посмотрел на Карабинина. Тот руками развел:
- Я внимательно всех оглядел и ничего подозрительного не заметил. И где он спрятался? Ума не приложу!
После сеанса снова пришел этот агент в сопровождении Касфикиса и потребовал мой паспорт.
- А, так ты еще скрываешься и от мобилизации. Придешь завтра в особый отдел, комната двадцать.
- Прошу не тыкать! - сказал я возмущенно, но настроение было испорчено.
Оставалось еще два сеанса, и я решил, что, так как все равно отвечать, исполню свой репертуар без всяких изменений.
В особом отделе, как ни странно, ничего особенного не произошло, офицер поговорил со мной "по душам", но я этому разговору не очень поверил.