Ночью в городе неожиданно началась стрельба. До нас долетели крики людей, ржание лошадей, цокот копыт. По всему было видно, что идет бой. Утром стало известно, что в городе новые "хозяева" - казаки-белогвардейцы. Два дня мы не выходили из своего убежища, а потом разбрелись кто куда. Иван Максимович подался в свою родную Золотоношу.
В тот день от бердянского мола отошел грузовой пароход с углем и взял курс на Керчь. На этом пароходе я снова возвращался к родным берегам.
- Документ?! - услышал я, едва ступив на пристань. Я извлек из кармана цирковую афишу с моим портретом и фамилией.
- Это все? - уставился на меня офицер.
- Остальное покажу в цирке, господин офицер,- с наигранной веселостью сказал я. - Приходите, не пожалеете.
- А коли артист, то иди в свой цирк и не болтайся на пристани.
...Скрипнула калитка, я вошел во двор. Навстречу выбежала мать.
- Петруша, родной! Откуда? - И зарыдала.
На лежанке, застланной мешковиной, лежал отец. Он тяжело и часто дышал. Увидев меня, попробовал подняться, но мать поспешила уложить его.
- Лежи, Гора, тебе еще нельзя вставать.
Вид отца поразил меня - голова его была совсем седой, а тело стало как-то меньше и как бы скорчилось. Он смотрел на меня больными грустными глазами, словно говорил: "Вот, отвоевался я..."
Мать, обливаясь слезами, рассказала о случившемся. Белогвардейцы расстреливали и вешали за малейшее подозрение, за связь с подпольщиками и помощь им. Повешенные висели и на телеграфных столбах и на деревьях. Хоронить их запрещалось. Над городом с душераздирающим карканьем кружили стаи ворон. Обыски, аресты, допросы. Пришла беда и в наш дом. Отец пустил на квартиру связанного с подпольщиками грузчика Коробко. Отец знал, что Коробко прячет оружие, и иногда сам выполнял его поручения. Мать рассказала, как схватили не успевшего спрятаться Коробко, раздели у них на глазах, били шомполами до тех пор, пока тот не потерял сознание. Тогда пришел черед отца.
- Кто приходил к Коробко? О чем говорили? Где прятали оружие? - Вопросы и удары сыпались одновременно. Отец молчал. Тогда офицер ударом по голове свалил отца на землю и начал бить ногами в живот и грудь.
- Если бы не Зигомар, - сказала мать, - не быть бы отцу живым.
Наш пес Зигомар с громким лаем выскочил из будки и вцепился зубами в ногу офицера, когда тот занес ее для очередного удара. Офицер заорал, свалился, а пес продолжал его кусать и рвать. Казак прикладом отогнал собаку и прицелил ее.
- Что было потом, не знаю,- вытирая слезы, сказала мать.- Очнулась я, когда соседи отливали отца водой и перевязывали раны. Коробко расстреляли. А отец... видишь какой! Глухой, искалеченный.
Я едва сдерживал слезы. Что же делать? У меня ведь задание Дыбенко.
Приходили друзья. Я осторожно расспрашивал о положении в городе, о разгроме подпольщиков. Они также осторожно рассказывали о недавних событиях. Обстановка в городе мне была ясна. Но наладить связь с подпольщиками не удалось. Изменившаяся обстановка на фронте не дала мне возможности вернуться в часть, а оставаться в городе было все опаснее. Мне советовали из дома не выходить, а еще лучше - уехать куда-нибудь, где меня и отца не знают, в какой-нибудь большой город.