...На рассвете наш баркас обогнул маяк, и я увидел греческую часовню на вершине Митридата. Но когда мы шли по направлению к Керчи, Мориц вдруг толкнул меня:
- Петя, я вижу деньги.
- Деньги?! Где?
Он мотнул головой в сторону видневшегося на берегу рыбачьего поселка Еникале. Не дожидаясь, пока я соображу, что к чему, он попросил рыбаков, и они высадили нас неподалеку от берега, до которого мы, закатав брюки, пошли пешком по мелкой воде. Когда, дойдя до берега и взобравшись на гору, мы сели передохнуть, я спросил Морица, что же мы будем здесь делать, он сказал:
- Грабить.
Я недоверчиво и испуганно взглянул на него и поднялся, чтобы бежать.
- Постой, дурень, ты что, в самом деле подумал, что мы сделаемся разбойниками? Будем честно зарабатывать гривеннички на народной темноте.
- Но здесь даже выступать негде, одна только церковь маячит. Не в церкви же выступать!
- Выступили бы и в церкви, да поп не сдаст нам ее в аренду. Ладно, пошли.
Мы вошли в поселок, и, когда прошли хат пятьдесят, Мориц, оставив меня на улице, зашел в одну из них, самую большую. Его долго не было, потом он появился, забрал вещи и позвал меня.
- А где же вы, хозяечка, будете находиться? - спросил он встретившую нас женщину.
- А мы устроимся у соседей, вам мешать не будем.
Когда мы остались одни в большой комнате, Мориц сказал:
- Так вот, Петенька, теперь мы не артисты, мы приехали из Турции, из Константинополя, и я теперь не Дэ-Урино, а Морица-Мустафа-оглы. Тебе же надо поскорей расклеить объявления, которые у меня еще сохранились.- Он полез в свою корзину и протянул мне несколько листков.
"Только три дня! - значилось на них.- Проездом из Турции остановился у вас всему миру известный хиромант Мустафа-оглы, ясновидящий и всезнающий. Бог его благословил к народу. Каждый посетитель может узнать свою судьбу. "Найдет ли счастье? Выйдет ли замуж? Сколько будет детей? Долго ли будет жить? Будет ли богатым?" (Вопросы, надо сказать, самые злободневные и всех интересующие.) Забрав у меня листки, Мориц сделал внизу приписку: "Мустафа-оглы остановился у Марьи Пантелеевны Овчаренко. При ем начинается с 10 часов утра. Цена за визит 10 копеек".
Я с недоумением взглянул на своего товарища: что все это значит?
- Будешь моим ассистентом, будешь пропускать ко мне посетителей и продавать им билеты. Но не просто продавать. Будешь записывать их имя, фамилию, а также что они хотят узнать на отдельную бумажку, бумажку просунешь в дырочку, которую мы просверлим из твоей комнаты в мою.
Все еще недоумевая и сомневаясь в этом предприятии, я принялся помогать Морицу. А он наполовину обрил голову, надел на себя красную феску, белый халат, глаза подвел черным. Накрыл стол скатертью из реквизита и разложил на столе блестящие медицинские инструменты, пузырьки, колочки, а рядом - череп. Свет мы сделали такой, что входящий мог видеть белевший в углу халат да сверкающие глаза, которые "хиромант" время от времени поднимал от старой мудрой книги, являвшейся на самом деле затрепанным юмористическим журналом "Стрекоза".
После этих приготовлений я расклеил на будках, магазинах и калитках несколько объявлений. Мы торопились, нас подгонял голод. К тому же все надо было завершить до возвращения с моря мужей.
Едва мы успели занять места и сосредоточиться, как повалили посетительницы. Они забили всю "приемную", однако вели себя тихо, как в церкви. Я рассадил их и приступил к опросу.
Получив с клиентки 10 копеек, я записывал ее имя, фамилию, адрес, членов семьи, вопрос, на который она ждет ответа, и предупреждал, что входить к турку надо по звонку. А сам незаметно просовывал записку в дырочку. Когда я переписал всех и каждой назвал ее номер, раздался звонок. И прием, или, говоря словами Морица, ограбление началось.
Самым невероятным было то, что все наши посетительницы удивлялись, откуда "турок" знает про них все: и как зовут, и где живут, и какая семья, словно не сами только что рассказали мне все свои тайны. С невероятным доверием принимали они разного рода рецепты и советы: от запоя мужа, приворотные зелья и от сглазу. На все случаи жизни "турок" имел один эликсир - гуммиарабик, разведенный с разной степенью густоты.
Одним словом, за вечер мы пропустили человек сорок. Мориц хорошо знал разные фокусы и манипуляции, карты в его руках превращались в волшебные, так что обмануть доверчивых рыбачек ему ничего не стоило.
- Если выскочит червонный туз,- говорил он молоденькой рыбачке, мечтающей о замужестве,- то ты выйдешь за муж.- И туз выскакивал. Потом Мустафа-оглы кричал что-то на басурманском языке, стучал палочкой по стакану, и карта взмывала в воздух - это означало, что брак будет счастливым.
Много в этот день было задано вопросов, но больше всего о любви да о счастливой жизни, и Мустафа-оглы ни одну доверчивую душу не оставил без надежды. Кто знает, может быть, вера в судьбу и помогла им в трудную минуту.
Наконец голод заставил нас прекратить прием. Мы попросили хозяйку, и она принесла нам всякой снеди. Из дома выходить мы не решались: негоже, чтобы волшебника видели жующим в трактире. Это могло подорвать божественный авторитет.
На следующий день прием продолжался. Но посетителей было так много, и я так торопился, что "турок" начал путать имена и фамилии посетительниц. Когда я просовывал ему не те бумажки, до меня долетали его совершенно не божественные слова.
Мы решили было принимать посетителей всю ночь, но под вечер ворвался к нам урядник с городовым:
- Ты, что ли, турок? - спросил меня урядник.
- Нет, нет, я секретарь его, а он - там.
Мориц не растерялся. Он сказал, что он артист и занимается хиромантией.
- Хотите, господин урядник, я и вам погадаю, предскажу, что вас ожидает.
- Для начала предъявите документы.-Мориц показал.- А твои?
- А мне еще только четырнадцать, у меня нет документов.
- Беспаспортный, значит. Отправим на родину этапом. А сколько вы набрали денег?
- Да рублей семь набрали.
- Покажи.
Я высыпал мелочь. Урядник велел городовому пересчитать. Оказалось восемь рублей тридцать копеек. Положив руку на деньги, урядник спросил:
- Ну что, сдадим деньги в казну или поделим? Мориц засмеялся и сказал:
- Лучше поделим. Урядник подобрел и уже дружеским тоном посоветовал нам улепетывать отсюда, пока мужья этих дурочек не вернулись. А пока советовал, делил деньги: себе взял пять рублей, городовому - тридцать копеек, а нам - три рубля.
- И чтобы через час духу вашего не было.