— Надя, это что, такая целина? — четырехлетняя сестренка Аннушка с любопытством осматривала вагончик, хлопая большими черными ресницами. — Что же это за целина, когда кругом только одни двери? А я все думала, думала, какая она — целина?
Летом Аннушка вместе с мамой, Анной Семеновной, приехали к Наде в гости. Погода стояла образцово-показательная — теплая, спокойная. Надя перешла жить к девушкам, а родных поселила к тете Шуре.
— Нет, Аннушка, целина во-от какая! — и показали из окошка высокого вагончика бескрайнее ковыльное море. Сестренка замерла от восторга.
А дверей в вагончике и вправду было целых три.
Анна Семеновна часто задумывалась — вспоминала годы, прожитые в Казахстане во время эвакуации. Здесь когда-то родился любимый сын Димочка…
— Матери Надиной я что-то вроде не понравился, — говорил Володя приятелям.
На самом деле Надя с Анной Семеновной о нем даже не говорили, потому что никаких серьезных намерений у Нади еще не было. Девушку настораживала Володина ревность... Нехорошие «звоночки» звенели постоянно: например, на концерте стоило Наде восхититься юношей-артистом, который замечательно играл на оригинальных «инструментах»: ложках, кастрюлях, стиральной доске и особенно мастерски — на пиле... Володя вскочил с места и демонстративно вышел из зала.
— Что с тобой случилось? — Надя не побежала за ним, так что говорили уже на следующий день.
— Ничего, — буркнул и не захотел продолжать тему.
В другой раз выбросил из окна вагончика губную помаду, которую привезла мама. Надя и так не пользовалась никакой косметикой, но жест был слишком красноречивым.
Когда думала об этом серьезнее, вспоминалась семейная история — сам же Володя и рассказал. Его отец убил свою жену — Володину маму, так что сам он рос сиротой, при тетке, которая безумно его любила и баловала. А что если... В общем, чем больше Надя думала о замужестве, тем меньше была уверена, что хочет выходить за Владимира. Тем более всего двадцать первый год идет, куда торопиться?
Еще одно смущало: Володя, хотя и был ужасно ревнивым, сам по натуре был общительным, веселым... Душа компании, постоянные девушки вокруг. Не хотелось бы потом страдать от его измен.
— Нам надо серьезно поговорить. Ты зачем так поступила? — глаза Владимира в первый раз смотрели на Надю с таким металлическим блеском. В руке он держал письмо, написанное незнакомым почерком, но подписанное ее, Надиным, именем.
«Потому что у нас серьезные отношения, прошу Вас, Галя, постараться Владимира забыть и больше не беспокоить...»
Кажется, постарался кто-то из общих Володиных друзей — может быть, Ефим Катеринчук, уже давно смотревший на Надю влюбленными глазами...
— Ничего не понимаю... Володя, как ты мог подумать, что я могла бы пойти на такую низость? И на основании чего я написала бы твоей бывшей девушке письмо?
— Не могла же Галя написать неправду! И откуда бы она узнала твое имя и то, что я с тобой дружу?
— Откуда она узнала, это выясняй сам. По твоим словам, ты Гале веришь, а мне нет. Раз так, наша с тобой дружба окончена. Я никогда не позволю никому сомневаться в моей порядочности, тем более своему другу. Если ты рассчитывал, что мы с тобой сможем построить семью, то на недоверии и неуважении семья не строится!
— Надя, ты меня не так поняла! — опешил слегка, отступил на шаг. — Ты сама знаешь, как я тебя люблю!
— Не знаю, Володя..., наверное, я тебе не очень-то дорога, раз ты сам затеял этот разговор. Тем более из письма ясно, что с Галей вы были близки. Не могу же я строить свое счастье на слезах другой девушки! Иди к себе, я с тобой не желаю больше говорить.
Свободное копирование
