Мои темницы - 85

LXXXV

 В смежной камере, где раньше был Оробони, находились теперь Д. Марко Фортини и синьор Антонио Вилла. Этот последний, крепкий и здоровый прежде, как Геркулес, сильно страдал от голода в первый год, а когда стали ему больше давать пищи, он был не в силах переваривать ее. Долго он изнемогал и потом, доведенный почти до крайности, упросил, чтобы ему дали камеру с более чистым воздухом. Зловонная атмосфера тесного склепа была для него, без сомнения, чрезвычайно вредна, как и для всех остальных. Но выпрошенное им средство уже было для него недостаточно. В этой большой комнате он пробыл еще несколько месяцев, потом после нескольких кровоизлияний умер.

 За ним ухаживал его товарищ по заключению Д. Фортини и аббат Паулович, поспешно прибывший из Вены, когда узнал, что он умирает.

 Хотя я и не был с ним связан такими же тесными узами, как с Оробони, все-таки смерть его меня сильно опечалила. Я знал, что его чрезвычайно нежно любили его родители и жена! Все-таки ему скорее надо завидовать, чем сожалеть о нем, а каково оставшимся в живых!

 Также моим соседом был он и в свинцовых тюрьмах, Тремерелло приносил мне много его стихов, а ему носил мои. Иногда в этих стихах его царило глубокое чувство.

 После его смерти, мне казалось, что я полюбил его больше, чем при жизни, слыша от солдат, как тяжело страдал он. Несчастный не мог покориться безропотно смерти, хотя и был весьма религиозен. Он испытал в самой сильной степени ужас перед этим страшным шагом, но не переставал, однако, благословлять Господа и восклицал со слезами:

 -- Я не умею уподобить свою волю Твоей, меж тем я хочу уподобить ее, сотвори Ты во мне это чудо!

 У него не было мужества Оробони, но он подражал ему, говоря, что прощает врагам.

В конце этого года (это был 1826 год) мы услыхали однажды вечером в коридоре шум шагов нескольких человек. Наши уши уже привыкли прекрасно различать тысячи родов шума. Вот открывается дверь, мы узнаем, что это дверь той камеры, где был адвокат Солера. Открывается другая -- то дверь Фортини. Среди нескольких сдержанных голосов мы различаем голос директора полиции. Что такое? Обыск в такой поздний час? Но почему?

 Но в скором времени снова вышли в коридор. И вот милый голос доброго Фортини:

 -- О, бедный я! Извините меня, пожалуйста, я забыл том дневника.

 И быстро-быстро побежал он назад, чтобы взять этот том, потом присоединиться к группе. Открылась дверь на лестницу, мы услышали, как они спустились до конца: мы поняли, что двое счастливцев получили помилование, и хотя нам и прискорбно было, что мы не могли следовать за ними, мы все-таки радовались за них.