10

10[1]

Ваше Высокопревосходительство,

Милостивый Государь!

Я заключаю из журналов, которые Вы по благосклонности Своей изволили мне доставить, что сюда должен приехать Принц Хозрев Мирза[2] со свитою, в которой находятся Персидские Сановники Мирзы[3] Массер и Салег. Последний, Ближний Секретарь Аббас-Мирзы[4], был уже здесь проездом в 1822-м году, отправляясь Посланником в Лондон. Покойному Государю, блаженные памяти Императору Александру, угодно было в то время повелеть показать ему главнейшие заведения столицы. По знанию Английского языка мне поручили находиться при нем по сему случаю, и поведение мое, изложенное в рапорте к тогдашнему начальнику Главного Штаба Его Величества[5], осчастливилось Высочайшего одобрения, доставив мне Штабс-капитанский чин. На обратном пути Мирзы из Англии я посетил его. В то время наш Двор был в неудовольствии на Тегеранский по причине ареста одного чиновника, отправленного в Персию для закупки лошадей, а вследствие того и Салега приняли с отменною против прежнего холодностию. Посему он весьма мне обрадовался, и по настоятельным его просьбам я, с согласия начальства, посещал его почти ежедневно. Цель моя при этом была внушить ему в разговорах выгодное мнение о России и приобрести некоторые сведения о малоизвестных странах Азии. Иногда беседы наши склонялись к Политике. Мирза, с намерением ли, или следуя душевному расположению, являл себя в этом отношении весьма откровенным. Вот, между прочим, что он говорил о положении Персии и западных ее соседей: "Льстецы твердят нашему Шаху[6], что ему стоит только захотеть, дабы господствовать над окрестными народами: но всякий благоразумный человек весьма понимает, каково наше положение. У нас два соседа: вы, полуденное солнце, и Турция, луна в своем ущербе. Соединиться с нею против вас, значило бы навлечь беду на нее и на себя: ибо прежде чем мы займем Тифлис, ваши войска будут в Константинополе, а потому выгоды Персии требуют стараться удержать вашу дружбу, дабы разделить с вами господство в Азии". Я не обращал сперва большого внимания на сии слова: ибо знал, что при тогдашней войне Персии с Портою[7], первая предлагала нашему Кабинету принять в оной участие; а потому и полагал, что это язык дипломата, считающего обязанностию выдавать за свое мнение то, что ему предписано. Но вскоре маловажное обстоятельство невольно привело мне их на память. В то время Барон Мейендорф, готовя в печать свое путешествие в Бухарию, сообщил мне рукопись с просьбою сделать на нее свои замечания. Усмотрев в оной, что Узбеки во время междоусобий, предшествовавших воцарению в Персии нынешней Каджарской фамилии[8], овладели областию Мири, я хотел подробнее узнать о сем происшествии и спросил об нем у Салега. Но он не имел о том понятия, и принял сие известие с таким жаром, какого я не ожидал от человека, обязанного скрывать свои чувства. Это случилось дня за два до его отъезда. Не довольствуясь делаемыми мне распросами, он принудил меня познакомить его с Бар. Мейендорфом; взял с него слово прислать ему по отпечатании экземпляр сего путешествия и даже писал ко мне об этом два раза из Астрахани. Я тогда показывал письма сии Начальству: но поелику в них, кроме общих приветствий и требования сей книги, ничего не заключалось; то оно не обратило на них внимания. Из слов Мирзы при сем случае я понял причину его неравнодушия. Он весьма понимал, что для усовершения регулярных войск, заводимых Аббас-Мирзою, им нужно было упражнение. Для борьбы с Россиею они были слишком слабы; война с Турцией приходила к окончанию, а потому всего приличнее было обратить их против нестройных полчищ, обитающих к Северу, и завоевание Мири Бухарцами могло служить благовидным тому предлогом. Я тогда не объявил об этом, потому что Бар. Мейендорф не уверен был, напечатает ли свое сочинение, а с другой стороны нельзя было ожидать, чтоб Мирза, человек благоразумный, без надлежащего основания вздумал дать ход тому, что слышал от двух частных лиц. Но нынешние обстоятельства изменяют вид сего дела. Потери, понесенные Персиею в последнюю войну[9], родят, без сомнения, в ее Правительстве желание возвратить их каким бы то ни было образом. К тому же Салег, один из главных поборников переобразований в своем Отечестве, сколько я мог узнать его в двухмесячное с ним обращение, принадлежит к числу таких людей, кои не легко отстают от принятого однажды намерения. Нет сомнения, что он воспользуется пребыванием своим здесь для собрания о сем деле потребных сведений, сведений, которые ему, вероятно, легче получить у нас, нежели в Персии, если вспомнить, что по беспечности Азиятских Правительств там не только не ведают, что происходит в соседних Государствах; но один областной Правитель не знает, что делается в сатрапии[10] другого. Узнав о распре между Узбеками и Хивинцами по причине сей самой области Мири, он, конечно, утвердится в своем мнении, и случиться может, что последствием его возвращения в Тавриз будет война у Персиян с сими народами.

Не мое дело знать, входит ли в виды нашего Правительства усиление Персии и распространение ее границ к Северу; но поелику она соседняя нам держава, а с Бухарою и Хивою мы имеем торговые сношения: то всякое происшествие, могущее иметь влияние на судьбу сих Государств, касается, думаю, сколько-нибудь и нас. А посему, полагая, что известие о таковом расположении одной из близких к Аббас-Мирзе особ не будет бесполезно, я решился довести о сем до сведения Вашего Высокопревосходительства, дабы, если почтете его стоящим внимания, Вы изволили употребить оное по Вашему благоусмотрению.

С глубоким высокопочитанием и душевною преданностию честь имею пребыть

21-го Июля. 1829.

Вашего Высокопревосходительства

Всепокорный слуга

Александр Корнилович.