В 1876 году я попросил у хозяина позволения жениться.
Мне было тогда 24 года, и по молодости лет я еще не думал серьезно о браке, но наш переплетчик Гаврила Иванович Горячев, работавший для Шарапова, задумал меня сосватать и, как водится, обратился с этой мыслью прежде всего к моему хозяину.
-- Петр Николаевич, Ванюшу вашего женить бы пора. Парень он молодой, как бы чего худого не вышло...
-- А что ж, это ты, парень, дело говоришь...
-- Да как же, в молодых годах мало ли что бывает: сегодня вожжа под хвост попадет, завтра попадет -- что хорошего?
Хозяин мой очень хорошо знал, как велики были соблазны Нижегородской ярмарки, где разгул был почти обязателен для торгового человека, так как покупатели (в особенности сибиряки) требовали, чтобы каждая сделка была вспрыснута. И это соображение окончательно склонило его к мысли, что меня надо женить.
Со мной переплетчик Гаврила Иванович заговорил о моей женитьбе только после того, как договорился с хозяином.
-- Что ж, Ваня, пора, брат, тебе и жениться... Будет болтаться холостяком.
-- Да тебе какая забота?
-- А я тебе невесту сосватаю... Очень подходящая девушка есть на примете...
-- Ну сосватай...
Так полушутя, полусерьезно подошел я к решению этого важнейшего жизненного вопроса.
В виде особой ко мне милости хозяин мой согласился поехать на смотрины невесты вместе со мной. Но так как он боялся разговоров, то из скромности сделал это тайно.
-- Ты иди вперед и подожди меня на Таганке, а я вслед за тобой на извозчике приеду.
На Таганке мы встретились и пошли пешком уже вместе... К нам присоединился и сват Горячев.
Отец невесты был кондитер для свадебных балов, человек пожилой и вдовый. Дочери его, Евдокии Ивановне, было только 16 лет.
Я не знал своей невесты, но года за два перед тем, на свадьбе Горячева, я видел ее подростком.
Нас приняли очень любезно и запросто, но так как нас не ждали, то никакого специального угощения приготовлено не было.
-- Что ж, Иван Ларионович, принимай гостей, угощай нас хоть чаем...
Украдкой я все поглядывал на невесту.
Красивенькая, совсем юная, тихая девушка, она бесшумно скользила по комнате.
-- Насколько весело, Евдокия Ивановна, проводите время? -- обратился я к невесте.
-- Какое же у нас веселье? Мы для чужого веселья работаем: для свадеб, балов. А наше удовольствие тогда, когда в церковь пойдешь или в театр с папашей съездим...
Разговор не клеился. Шарапов молчал, как сыч, безмолвствовал и хозяин дома. Было тягостно и неловко.
Но когда мы с Шараповым очутились уже на улице, язык у него наконец развязался.
-- Что же, невеста ничего... Жена будет хорошая. Но папаша -- как есть солдафон...
Через несколько дней мы еще раз увиделись с Евдокией Ивановной -- в Нескучном саду и объяснились, а недели через две сыграли и свадьбу.
Перед свадьбой отец невесты вручил мне обещанное приданое -- четыре тысячи рублей процентными бумагами. Но когда хозяин мой, Шарапов, рассмотрел эти бумаги, то воскликнул:
-- Ах, солдафон! И тут триста рублей нажил! За эти бумаги четырех тысяч не дадут.
Свадьба была обычная купеческая, с музыкой и танцами, очень веселая и многолюдная.
