***

 1971 г. февраль (Совгавань. Императорский залив, борт эсминца «Бесшумный»)

             «Завещание»

 +++

Сэр! Принимая во внимание Вашу духовную связь с бывшим телом погибшего покойника, нижеследующим сообщаем Вам, что бывший специальный корреспондент нерегулярного литературного журнала «Суматра», а так же:

резидент трех разведок (дальше следует перечисление различных чинов, должностей, наград «тела погибшего покойника», среди которых и Орден лейтенанта Шмидта), почётный клипер-капитан Флота Её Величества, автор романов «Косяки и двери», «И садится солнце», научно-популярных статей «Физическое обоснование сущности судьбы», «К вопросу об уплотнении пространства», «Иисус Христос и физическое обоснование религии», автор «Открытого письма поэту Роберту Рождественскому», автор нескольких циклов стихов, Первый призёр Франции по свободному фехтованию 1969 года – Александр Викторович Ерёменко, известный в неофициальных кругах под кличкой «Нежный», в ночь с 12 на 13 января  1971 года скончался от разрывной пули «дум-дум» в живот на борту чайного клипера «Катти Сарк», следующего из Монтевидео в Южную Каролину, между 53 и 63 шпангоутами правого борта при выполнении очередной операции по перевозке контрабандного опия, так и не увидев света. Тело покойного торжественно захоронено в Сант-Яго, местечке ла Гранха, близ костёла де Компостелла на любимой им испанской земле. Телу были отданы почести в соответствии со званием и должностью. Кираса и личное оружие покойного переданы в Национальный музей в Памплону.

Личные сбережения покойного будут употреблены на открытие школы диверсантов разведки «Булон де Пари» и финансирование литературно- художественного журнала «Суматра» в соответствии с завещанием.

Дневники и бумаги покойного передаются в редакцию вышеозначенного журнала.

Последние просьбы покойного удовлетворены и исполнены*.

(подписи: Фред Манчестер, Мигуэль Даньтегос, Себастиан Перейра).

Получение письма и дата его отправки редко совпадают, так как адресат менял корабли (в/ч) и адреса.

 * Пр.: Это значило, что Фому призвали в армию, т.е. на флот, и находился он на о. Русском, в школе оружия. Сам автор этих строк уже прошёл учебку (школу) и получил «распределение» на корабли Камчатской флотилии. С первых дней существования в учебном отряде можно было и нужно было забыть всё, освободиться от прошлого, так было легче, началась новая жизнь, которая категорически отличалась от предыдущей и никак не совпадала с нашими представлениями о службе вообще. Для многих это был ад. Ничего в этом романтического не было, была ломка «через коленку» самонадеянных юнцов, из этого материала строились военные специалисты для нижнего звена флота. Чтобы понять, как шла подготовка курсантов на о.Русском, нужно всего два кадра:

1. На остров доставили партию новобранцев, человек сто расхристанных юнцов, оборвавшихся в пути, пропившихся, передравшихся, голодных и злых.

2. С острова уходит рота «коробочкой» 10х10, строевым шагом, вышколенных, подтянутых, спортивных молодых матросов, флотских специалистов.

   А что было между двумя этими кадрами, мало кто знает, да и знать-то зачем? (Есть стишок на эту тему: «Кто видел в море корабли, а не конфетном фантике, кого ..ли как нас ..ли, тому не до романтики»). А о. Русский отличался особой жесткостью в подготовке флотских кадров. На острове имелось несколько «заведений», мало оценённых в отечественной военной истории, от Холуая до Дисбата: и диверсионная школа, и военная тюрьма, и школа оружия, и местная Гауптвахта – всё это было всерьёз и надолго. Этим серьёзно и долго мы занимались, жили этой жизнью, жили словно на другой планете.

 ...Старшина роты, по виду 40-летний мужик с чапаевскими усами в свои 22 года, с повадками старого морского волка, входит в роту под команду «...ирррно!». Все застывают. Он проходит вдоль строя. Неожиданно останавливается. Кажется, он видит на полу (всегда говорили только: палуба) спичку! Он потрясен, он оглядывает оцепеневший строй с омерзением и ужасом. Все краем глаза смотрят на несуществующую спичку. И она начинает существовать, так как старшина наклоняется и берет её, воображаемую, двумя пальцами, брезгливо оглядывает строй, и спрашивает дневального: «Что это?» Тот в растерянности. «Два наряда на работы!» –  говорит старшина и спрашивает у «шкентеля»: «Что это?» «Спичка!» –  выкрикивает тот бодро, разглядывая воображаемую спичку. Старшина проносит спичку сквозь строй, чтобы все её рассмотрели. «Как вы могли допустить такое в казарме? Вы уже совсем оборзели, скоро окурки будете бросать под ноги? Что будем делать? Отвечай!» – спрашивает он у первого попавшегося ему на глаза, тот не знает, как поступить с воображаемой спичкой, не учили его этому ни в школе, ни дома. «Хоронить!» –  подсказывает старшина. И начинается потеха. Спичка кладётся на одеяло, четверо курсантов берут его за концы и несут к выходу. Остальные выбегают за ними, разбирают лопаты, и строй, по четыре в шеренге, бодро выбегает на дорогу, ведущую к жидкому лесу, с истерзанными ветрами деревцами. Километров через пять поступает соответствующая команда и, сменяя друг друга, взвод роет яму, могилу, 4х4 и глубиной метра 2. Старшина аккуратно берёт спичку и под скорбные вздохи (всем скорбеть! снять головные уборы!), опускает её на дно могилы.  Иногда исполнялся похоронный марш на расчёсках, но это по праздникам, для бодрости. Потому бытует такая поговорочка: «Кто на Флоте служил, тот в цирке не смеётся». И так далее...