Братание - 1

Братание

После манифеста об отречении Николая поступил второй манифест об отречении Михаила до созыва Учредительного собрания. В предписании штаба армии предлагалось объявить манифесты по ротам и командам. [272] Во всех ротах и командах митинги. Офицеры разъясняют содержание манифестов, говоря, что образование Временного правительства является актом, направленным на мобилизацию всех живых сил страны для успешного завершения войны, то есть победного конца.

Манифест Михаила Александровича несколько туманен.

Блюм говорит, что здесь скрытый смысл: мол, ежели Учредительное собрание выберет Михаила Александровича царем, что он примет императорский престол без возражений. А до этой поры он не хочет возиться с "грязным делом".

Так или иначе, царя нет.

Получены первые газеты.

Зачитываемся речами Милюкова, Керенского.

Интересует фигура Родзянко, этого маститого председателя Государственной думы, безусловно монархиста, который с непокрытой головой приветствует восставшие полки, приходящие к Таврическому дворцу.

Кадровые офицеры иронизируют над речами Милюкова, Керенского. Особенно отличается Хохлов, который презрительно подчеркивает каждую революционную фразу.

Вчера сидел с Блюмом за чтением свежих газет, причем Блюм обратил мое внимание, что хотя и революция, хотя и свергли царя, образовали революционное правительство, но в этом революционном правительстве нет ни одного социалиста.

-- Все это показывает, -- говорил Блюм, -- что произошла буржуазная революция и у власти поставлены представители капитала.

-- Керенский -- социалист, -- возразил я Блюму.

-- По-моему, он был народником, -- ответил Блюм, -- разве теперь стал социалистом-революционером. Львов, председатель министров, -- крупный буржуа, Гучков, назначенный военным министром, -- определенный монархист, лидер Союза октябристов. Милюков -- кадет, Терещенко -- крупный сахарный фабрикант. Лишь Керенский -- адвокат и бывший народник. Я думаю, это только начало. Революция, безусловно, расширится.

Я смотрел на Блюма непонимающими глазами, так как в политических вопросах и партиях смыслил мало.

-- Весь вопрос, -- продолжал Блюм, -- сейчас в армии. Если офицерство действующей армии поддержит новое правительство, то, возможно, война будет продолжаться именно до победного конца. Но, судя по настроению кадровых офицеров, они склонны потребовать обязательно монархии. Старым офицерам невыгодно не иметь верховного вождя армии, а верховным вождем армии всегда является император.

Из штаба сообщили, что Радцевич-Плотницкий приглашает офицеров на прощальный ужин. Пошел и я. Собрались почти все офицеры полка, находившиеся в Омшанце. Вместо традиционного [273] офицерского приличествующего в таких торжественных случаях первого тоста за императора на сей раз Хохлов, открывая ужин, поднял бокал за доблестную русскую армию. Затем кадровые офицеры выступали с тостами за Радцевича-Плотницкого, перечисляя его таланты и заслуги. Ни звука за все время ужина о происшедших событиях. А ужин затянулся до четырех утра. Много вина. Несколько раз при магнии снимали присутствующих. Под конец качали Радцевича-Плотницкого. Желали ему дослужиться до командующего фронтом. Почти на рассвете разошлись по своим хатам.

Ранним утром Радцевич уехал. В тот же день, шестого марта, прибыл новый командир полка, генерал Протазанов. Уже пожилой, за пятьдесят, с Георгиевским крестом, полученным им еще в русско-японскую войну. С ровными движениями, спокойным голосом, он производил благоприятное впечатление. В первый же день приезда пригласил к себе офицеров, чтобы познакомиться. Каждого офицера расспрашивал об образовании, о времени прибытия на фронт, заслугах и наградах и заканчивал беседу словами: "Будем работать вместе на благо родины и доблести русской армии ".

На другой день Протазанов приказал собрать весь полк, к которому обратился с приветственными словами. Полк для встречи командира был построен в Ветерлецком лесу, километрах в четырех от Омшанца. Полк настороженно следил за каждым движением и словами командира. Его вступительное слово сразу приковало внимание.

-- Товарищи! -- начал он.

Это слово впервые было произнесено в полку за все двухсотлетнее его существование.

-- Товарищи! -- повторил Протазанов. -- Волею высшего начальства я назначен командовать доблестным одиннадцатым полком. У вас до сих пор были прекрасные командиры, которые вели вас к победе. Со своей стороны я приложу все усилия, чтобы славный полк и впредь был таким же геройским. Моя задача облегчается тем, что мы сейчас вступили в новую эпоху жизни великой матушки-России. Русский народ, как могучий богатырь, поднялся и стряхнул со своих плеч многовековое иго царизма, сверг деспотическую монархию, на смену которой пришла свободная демократия. Отныне матушка святая Русь стала свободной страной. Чтобы эту свободу закрепить, надо покончить с исконным врагом -- немцами. От своей армии русский народ требует доведения войны до победного конца. Мы должны разбить немцев. Призываю вас, товарищи солдаты и офицеры, к дружной боевой работе на славу полка, для счастья свободной России. Ура!

-- Ура! -- закричали роты. -- Качать товарища командира!

И близко стоящие солдаты, подхватив Протазанова на руки, начали подбрасывать его вверх. [274]

Пропустив церемониальным маршем мимо себя роты, Протазанов отдал распоряжение выдать солдатам удвоенные порции и не производить занятий. Они и так несколько дней уже не велись.