Мы добрались до Симферополя глухой ночью 23 сентября. Николаев сказал , чтобы я явился к нему в девять утра — поедем завтра на Перекоп. Но когда я на следующий день в девять утра пришел к нему, он сказал, что поездка откладывается еще на день или на два.
Я спросил его об обстановке. Он сказал, что пока тихо. Тогда, не желая сидеть без дела эти два дня, я сказал ему, что раз поездка откладывается, то я слетаю в Москву не после этой поездки, как собирался, а перед ней.
Николаев спросил, на сколько дней я полечу?
Я сказал, что на три.
Он рассмеялся и сказал, что раньше первого он меня обратно не ждет, но я должен дать ему слово, что к первому буду.
Я дал слово.
Простившись с Николаевым, я заехал за Халипом, и мы вместе с ним махнули на аэродром. Я не стал брать с собой ни шинель, ни чемодан, вообще ничего, кроме полевой сумки, — не видел смысла все это таскать с собой, рассчитывая вернуться через три дня. Шинель, винтовка, чемодан — словом, все имущество — все осталось там, в Симферополе, и ничего этого я так уже и не увидел.
На аэродроме пришлось довольно долго ждать. На Ростов должны были идти два ТБ-3, но оба улетали только через несколько часов. Было безразлично, в какой садиться — можно было и в тот, и в другой. Я сел в левый. Он взлетел первым. Когда мы поднимались, Халип махал мне с земли пилоткой. Мы должны были до наступления темноты быть в Ростове, но нам это не удалось: прогорели патрубки, из них начало вытекать сильное, хорошо видное в темноте пламя. В конце концов сели, не долетев до Ростова шестьдесят километров, заночевали, а утром снова вылетели.
103 «Мы добрались до Симферополя глухой ночью 23 сентября»
«Николаев сказал… поедем завтра на Перекоп. Но когда я на следующий день в девять утра пришел к нему, он сказал, что поездка откладывается на день или на два. Я спросил его об обстановке. Он сказал, что пока тихо».