Не обижайте младших братьев своих
В конце пятидесятых в сводках магаданских геологоразведчиков впервые появилось название реки Каральвеем. Здесь была открыта крупная золотоносная россыпь, что явилось началом развития на Чукотке крупного золоторудного района, и, как результат, появления Билибино, ставшего в дальнейшем районным центром бывшего Восточно-Тундровского района.
Золото, как всегда, было в дефиците, и область бросила большие средства на поиски новых россыпей золота в этом районе.
Россыпи появлялись одна за другой, нужна была быстрая их разведка и передача в добычу.
Разведку россыпей вели бригады ударно-канатного бурения вновь созданного Анюйского РайГру, т.е. районного геологоразведочного управления. Объёмы разведки требовали много кадров. И кадры прибывали со всех концов Союза. Москва, Питер, Львов, Харьков, Иркутск, Владивосток, Орджоникидзе – такая вот была у нас, братцы, богатая география. Молодых тогда манил север не зеленым «баблом», просто душа звала силёнки попробовать. Вот и ехали, и пробовали, и прирастали потом на долгие годы.
Среди молодых специалистов был и Виталий Пьянков. Спокойный, крайне немногословный крепыш с доброй, будто виноватой, улыбкой. И определили его Бугром, т.е. старбуром на колотушки, т.е. в бригаду ударно-канатного бурения.
В ту зиму бригада бурила в бассейне реки Энмынвеем, к западу от Билибино, километров этак за сотню. А морозы в ту зиму были очень приличные. Доходило до -60, а то и с хвостиком. Глухие удары колотушек в морозной полярной ночи разносились на десятки километров, как бы подчеркивая эту стылую тишину под темно-синим звёздным шатром, ограниченным на самом горизонте черным гребнем хребта Гыдан.
Что такое буровая бригада? Отвечаю. Пара ударно-канатных станков, дэска в балке на полозьях, три жилых балка, т.е. рубленых домика, тоже, естественно, на полозьях, пара транспортных саней с горючкой и, всеобщая боль и забота, трактор Т-100. Состав бригады? Шестеро бурильщиков, дизелист, тракторист да бугор – вот и весь состав. Не густо, конечно. Но повара обычно не было, накладно. Питались по балкам, сами и кухарили, дело это для полевика привычное. А как-то по осени тракторист, возвращаясь с базы с продуктами, прихватил где-то кошку. Видать с хорошего бодуна был. Вёз в картонной коробке, в кабине, понятно. Пока довёз, та, считай, вконец одурела от грохота да солярного духа. Почти сутки добирался. С непривычки-то и человек обалдеет. А тут кошка. Когда её у Виталия в балке выпустили, она куда-то под нары забилась, дня два не вылазила.
Потихоньку оклемалась. Развели ей сухого молока, полакала, а на руки никак. Орёт, царапается и опять под нары норовит.
Приручил её помаленьку Виталий. Он и имя ей придумал – Маруся. А называл по-разному. То Марией, то Машкой или Манькой – видно под настроение. И прописалась Маруся в балке у Виталия, понятное дело. Жили они втроём с дизелистом и трактористом. Т.с. местная интеллигенция. Мужики, понятно, тоже помалу к кошке привыкли, но на руки Мария шла только к бугру. А на ночь устраивалась у него в ногах. По балкам Маруся не шастала, видать мужиков побаивалась. И то понятно. Грубоваты мужички. При такой житухе не до сантиментов. Отбарабанит смену на станке, обличье ототрет, попитается, чем отдыхавшая смена пошлет, приёмничек «Родину» включит и в тряпки, как говорится. За смену-то наломается – ручки, ножки отпадают, а в голове ещё продолжается бум – бум-бум. Колотушки – это тебе не в домино постучать. Дождь - не дождь, мороз - не мороз, пурга – не пурга, а план выгоняй. А уж если золотишко пошло - туши свет, как говорится, включай музыку. Если ещё и глубины небольшие, вообще полный дурдом. Станки по линии перетаскивать только успевай, а рация, да и бугор вместе с ней аж красные от напруги. Начальство требует держать его постоянно в курсе. А технике на приказы-то наплевать. Она постоянно запчастей требует, особенно трактор-кормилец.
Это я к чему так подробно трудовые будни расписываю? А чтоб понятно стало – до кошки ли мужикам в той полевой житухе. А Маруся тоже обстановку просекла – ближе к своему балку держалась. Особенно трактора боялась. Только где-то рядом загрохочет, тут же дёру в сени или под балок. А к бугру привязалась крепко. С работы идёт, видать по шагам узнавала, встречает, о грязные сапоги трётся, мурлычет ему чего-то. Радуется, короче. И Виталий рад. На линии-то за день с мужиками наобщаешься под стук колотушек да тракторный рёв, и всё, конечно, интеллигентно и не в один эта-а-ж. Сам замурлычешь. А ласка Виталина, порой даже грубоватая, Марусе вроде бы и нравилась. А м.б. терпела из уважения.
А дело было к новому году. Трактор сбегал на базу, привёз, что по такому случаю положено. Как тогда говорили – дефициту. Консервов всяких, колбаски, по пузырю Зубровки-больной головки, да по пузырю шампуни и портвейна на нос. Вот и весь набор. А гулять получалось целых три дня. Ежу понятно, что такого количества горячительной его, набора, составляющей для крепкого мужика было явно недостаточно. Заранее, зная об этом, мужики основательно подготовились. Пара канистр хорошей браги были достойной добавкой к праздничному столу.
Готовиться начали с утра, и, к вечеру, вымытые, выбритые, в свежих рубашка, сообща взялись готовить новогодний стол.
О дальнейшем подробно рассказывать не имеет смысла. Догадаться нетрудно. А вот финна-а-а-л!? Финал получился неожиданный.
Часам к четырем-пяти общество достигло кондиции. «Зубра» одолели без потерь, шампунем вообще обмыли только первый тост. Оставили остальное до курантов, чтоб, значит, содвинуть бокалы со всем государством. А отмечали в командирском балке. Почище, да и просторней, вроде. А в тесноте, да не в обиде. Была и гитарка, и гармошка, а значит, не забыли ни Ванинский порт, ни тонкую рябину, ни Стеньку с Галей и Костей-рыбаком. И уж по паре раз про всех, про них вспомнили, как кто-то, вспомнив про Марусю, предложил тост – за милых баб-с. Тут-то всё и началось.
Виталий позвал кошку – ни звука. Подключилась компания. Одни кис-кискали, другие шарили под нарами, третьи искали среди вещей, заброшенных на верхние нары по случаю торжества. Тщетно. Маруся исчезла. Упёрт мужик, поставивший себе цель в состоянии подпития. Пошли мужики по балкам – нет нигде. А мороз к утру поджимал, уши, нос в момент прихватывало – протрезвели быстро. Пошли кругами вокруг балков с фонариками, по снегу. Облом. А наткнулся на Марию Виталий, видать чутьё какое-то душевное натолкнуло. В балок принёс никакую, и глаз не открывает, но не закостенела ещё, вроде тепло прощупывается. А мужиков не узнать. Морды мрачные, виноватые. Дух то понятно, какой в балке. Накочегарили, да народу полный балок. Понятно, и бражка воздух не озонировала. Доконали, видать, животину этой экологией-то, да гамом непривычным. Вот мужики и озаботились. Закусь перетащили к бурильщикам, стол разобрали, пол вымели и протёрли, а балок хорошо проветрили. Что интересно – ни мата, ни говора привычно громкого. Сопели только, да поглядывали в угол, где, накрытая чистым бушлатом потихоньку оклёмывалась Маруся. Часа через два она подала голос. Не заметили, как пролетело время. Глянули на часы, вот-вот и куранты заиграют. Успели, всё чин по чину. Маруся болела больше месяца. Обихаживал её, конечно, Виталий. Какие-то леки ему из поселка прислали, ими и лечил. Ну а концы ушей да хвоста отпали, куда денешься. И стала Маруся кондовой полярницей. Дело в том, что большинство местных котов и кошек постигает эта участь, как наказание за мартовские гуляния. Ну да это не наш случай. А наши мужики как-то незаметно изменились, подобрели что ли. Кто рыбки кусок, кто мосольчик с мяском Марусе непременно презентовали, уходя на смену. Да и Мария мужиков за своих принимать стала. Такая вот история.
