Не заносись
В 1952 году вышла моя первая книга. Так себе было это сочинение на основе дипломной работы, не улучшила его и силовая редактура в издательстве под лозунгом «молодой критик о ведущем драматурге». Да и время, что говорить, было для литературных дебютов не очень подходящим. Вспоминаю я о ней без всякого удовольствия.
Но это теперь, а в молодости, что скрывать, первые публикации, первая книга были важным и радостным событием, грели сердце.
Я получил то ли двадцать, то ли двадцать пять — точно уже не помню сколько — полагавшихся мне по договору авторских экземпляров, которые довольно быстро стали таять. И я отправился в магазин издательства «Искусство» в начале Арбата, чтобы пополнить запас.
В те годы в наших магазинах, чем бы они ни торговали, действовало правило, придуманное в ходе постоянной и безуспешной борьбы с рожденной вечным дефицитом спекуляцией: «В одни руки не даем больше чем…». Когда я сказал продавщице, что мне нужно пятнадцать экземпляров книги, она, видимо, руководствуясь этим правилом, строго спросила: «Зачем?».
Смущаясь, но не без некоторой гордости, я объяснил: «Я автор этой книги». Тут она меня огорошила: «Автор позавчера приобрел десять экземпляров».
Скорее всего она, наверное, что-то она напутала, кому могло понадобиться такое количество моей книги? Но начать спорить, доказывать: «Нет, это я автор», — было глупо и унизительно. Заподозренный в самозванстве, в жульничестве, я готов был провалиться сквозь землю.
Книги она мне все-таки продала. Чувствуя себя оплеванным, я ушел из магазина.
Но в конечном счете история эта пошла мне на пользу: после нее я нигде никогда не представлялся в качестве автора каких-то статей и книг.
Впрочем, был у меня однажды случай, когда я вкусил пирог славы автора, написанное которым произвело впечатление, и его запомнили. Это был маленький кусочек того блюда, отведав которого, случается, страдают потом опаснейшим головокружением, становятся хрониками.
Я читал лекции в Германии, в Кельне, и меня попросили дать интервью «Немецкой волне» — это было в начале «перестройки», и то, что делается в Москве, вызывало большой интерес.
Когда, приглашая меня в комнату, где делается звукозапись, назвали мою фамилию, какой-то молодой человек, которого, видимо, записали до меня, спросил, моя ли статья была в «Литературке» с резкой отповедью «Военно-историческому журналу». Я подтвердил, что моя. За полгода до этого я напечатал реплику по поводу возмутившей меня публикации — это была гнусная махрово-черносотенная жандармская для внутреннего пользования справка — исторический обзор, оскорбляющая армян, попутно евреев и турок. Таким, им, видимо, казавшимся очень ловким, ходом засевшие тогда в «Военно-историческом журнале» армейско-пуровские «ястребы», отличавшиеся зоологической ксенофобией, хотели выразить свое отношение к инородцам.
К моему удивлению молодой человек — как выяснилось, он был тут, в Германии, уже «старожил», почти год в командировке работал в архиве немецкого МИДа — дождался меня, даже вызвался проводить — ехать было довольно далеко, двумя видами транспорта. По дороге рассказывал о себе, расспрашивал меня.
Не скрою, мне было приятно, что моя реплика произвела впечатление, запомнилась, но он разговаривал со мной с почтительностью, смущавшей и забавлявшей меня, я совершенно не чувствовал себя звездой, «большой медведицей пера».