Он был человеком на своем месте - 1

«Он был человеком на своем месте»

О генерале Давиде Иосифовиче Ортенберге

Давид Иосифович часто звонил мне, у нас были уже многолетние добрые отношения. Иногда с самыми неожиданными вопросами, поначалу удивлявшими меня.

В тот раз вопрос я не расслышал. Понял, что он читает:

— «Из всех сотрудников газеты Ортенберг больше всего любил Симонова: вероятно, киплинговские нотки, которые проскальзывали в очерках и стихах Симонова, отвечали его наклонностям».

— Это, — говорю ему, — из «Люди, годы, жизнь» Эренбурга.

— Знаю, я ведь держу в руках книгу Эренбурга. А что значит «киплинговские нотки»? Вот что я хотел у вас спросить.

Объясняю, что это романтика солдатского мужества, трудной солдатской службы.

— Да? А кто такой Киплинг?

Незадолго перед этим у Давида Иосифовича возник другой вопрос:

— Как это говорят, когда хотят проскочить между тем и этим? Какие-то иностранные названия.

Между Сциллой и Харибдой.

— Это где?

— Это не местность, это мифические чудовища.

Эренбург писал в своих мемуарах:

«Пожаловаться на Ортенберга я не могу; порой он на меня сердился и все же статью печатал. Однажды он вызвал Морана (наиболее эрудированного сотрудника газеты) проверить, действительно ли существовали эринии, пожалуй, он был прав — фронтовики не обязаны были знать греческую мифологию, он протестовал также против „рептилий“, против ссылки на Тютчева, протестовал и, однако, печатал».

Я слышал эту историю от Ильи Григорьевича до того, как была написана пятая книга его мемуаров. В этом рассказе, уламывая Эренбурга снять из статьи «эриний», генерал вызывал, правда, не Морана (человека действительно образованного), а литературного секретаря редакции Вистенецкого, который был большим эрудитом только в глазах Давида Иосифовича, и спрашивал у него, кто такие эринии. И с торжеством и укором говорил Эренбургу: «Видите, Илья Григорьевич, даже Вистенецкий не знает». Видно, это «даже» очень смешило Эренбурга не только тогда, когда он рассказывал эту историю, но и тогда, когда она произошла.

Что поделаешь, так уж сложилась судьба Ортенберга, что толком ему не пришлось учиться. Закончив семь классов, он нигде, кроме одногодичных партшкол, обыкновенной и высшей, не учился. Учила его жизнь, работа, но только потому, что он хотел и умел учиться, и учеником был очень толковым. Журналистика оказалась его призванием, редактором он был милостью божьей. Так что не стоит придавать большого значения тому, что он не слышал об английском поэте Редьярде Киплинге (могли вообще его, «чоновца», комсомольца двадцатых годов, интересовать поэт, о котором в Краткой литературной энциклопедии сказано, что он «прославлял „цивилизаторскую“ миссию англо-саксонской расы среди „отсталых“ народов Востока»?) или не знал, кто такие эринии…