И еще две коротких встречи с Твардовским. Наш собственный корреспондент в Ростове Владимир Понедельник прислал стенограмму выступления Кочетова, кажется, на каком-то областном активе. Длинное это выступление содержало чудовищные обвинения «Нового мира», самую дикую ложь, доставалось и нам и еще кому-то — всех Кочетов изобличал и изничтожал. Смирнов решил эту стенограмму завтра же отправить Поликарпову как документ, свидетельствующий о воинствующем догматизме Кочетова, о его стремлении подорвать писательскую консолидацию, — словно для характеристики кочетовской позиции требовались еще какие-то новые доказательства. «А может, зря посылаете? Вдруг вынесет благодарность Всеволоду Анисимовичу за идейную стойкость?» — съязвил я. Сергей Сергеевич осуждающе посмотрел на меня: что за неуместные шутки. Хотя я не шутил. Короче говоря, стенограмму я получил всего на один день и, когда прочел, решил, что Твардовского следует с этим документом ознакомить. Позвонил Дементьеву, рассказал, в чем дело, спросил, в редакции ли Александр Трифонович, Дементьев сказал: «Приезжай». Я отправился в «Новый мир». Читали они стенограмму вдвоем. Дементьев сопровождал чтение выразительными междометиями. Твардовский читал молча, насупившись, и, закончив, сказал лишь одну фразу: «Надеется, что он еще будет всех сажать».
В 1962 году я напечатал в «Новом мире» рецензию на книгу А. Метченко «Творчество Маяковского. 1925–1930 гг.», в которой резко критиковал этого столь авторитетного в глазах властей бездарного и агрессивного ортодокса. Через некоторое время «Литературная газета» напечатала письмо Метченко, в котором он клеймил меня, не слова не говоря о характере моих претензий к его книге. Я позвонил Александру Григорьевичу Дементьеву и сказал, что готов ответить Метченко, если журнал на это решится. Ему ответ на письмо Метченко показался резонным, и он сказал, что поговорит об этом с Твардовским. Через несколько дней позвонил мне и попросил приехать в редакцию. Мы пошли к Твардовскому. Александр Трифонович спросил меня: «А у вас есть дополнительный материал?» — «Разве можно было писать такую резкую рецензию без „аварийного“ запаса? Я знал, с кем связывался», — ответил я. «Пишите, — сказал Твардовский, — напечатаем». И напечатали.
Уже в «перестроечную» пору эта и еще одна давняя «новомирская» история неожиданно для меня вдруг снова всплыли. Когда начали открывать закрытые архивы, я созвонился с заместителем директора ЦХСД (бывшего архива ЦК КПСС) Виталием Юрьевичем Афиани и поехал в архив договариваться о том, что «Вопросы литературы» из номера в номер будут с научным комментарием публиковать открывающиеся материалы (что мы потом делали несколько лет подряд). Афиани произвел на меня приятное впечатление человека доброжелательного, толкового, хорошо знающего свое дело. Решив практические дела, мы стали мило беседовать.
— Много у вас материалов? — спросил я.
— Очень, — ответил он, — и даже на вас есть…
— Знаю, — сказал я. — О Маяковском.
Я имел в виду свою статью о томе «Литературного наследства» «Новое о Маяковском», осужденном решением секретариата ЦК. Досталось тогда и мне, «Литературную газету» заставили признать публикацию моей хвалебной статьи об этом томе грубой ошибкой.
— Да, и о Маяковском, но не только о томе «Литературного наследства», — сказал Афиани и показал мне записку отдела культуры ЦК, подписанную тогдашним его заведующим Д. Поликарповым и заведующим сектором литературы И. Черноуцаном, в которой говорилось, что в ЦК обратился Метченко с жалобой на мою рецензию и просьбой дать указание «Литературной газете» напечатать в ответ мне его письмо. Отдел просьбу Метченко поддержал, рецензию мою осудил и приказал «Литературной газете» письмо Метченко напечатать.
Второй материал, который показал мне Афиани, было донесение начальника Главлита П. Романова, в котором говорилось: «Не разрешена к печати и снята редакцией [„Нового мира“. — Л. Л.] после наших замечаний рецензия Л. Лазарева „Бой местного значения“, написанная на произведение Д. Гранина „Наш комбат“ (журнал „Север“, 1968). В рецензии дается высокая оценка повести Д. Гранина за постановку проблемы моральной ответственности командиров и политработников, допускавших непоправимые ошибки в период войны в обстановке культа личности, страха, неуверенности. Повесть Д. Гранина содержит черты дегероизации подвига народа на войне. Однако в рецензии Л. Лазарева идейная направленность этого произведения преподносится как нравственная проблема послевоенного времени». Это важное «сообщение» дошло до самого Суслова. Видно, собиралось любое лыко, которое можно было бы в качестве обвинения предъявить Твардовскому и «Новому миру» (рецензия моя стояла в предпоследнем или последнем номере «Нового мира», который подписывал Твардовский). Кстати, и до этого я довольно много писал в «Новом мире» о произведениях, посвященных войне, и, не скрою, мне было приятно, когда за несколько месяцев до истории с рецензией на повесть Гранина Твардовский в поздравительном письме, посвященном пятидесятилетию вооруженных сил СССР назвал меня «автором памятных читателю статей о литературе военной темы» (не знаю, диктовал ли это письмо Твардовский, но в нем есть исправления, сделанные им собственноручно).
Свободное копирование
