Японцы
[Проявка - 2]
По воспоминаниям наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского, однажды Ленин сказал ему: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». (Сравнительно недавно кто-то пустил слух, что полностью эта фраза якобы выглядела так: «Пока народ неграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк». Но потом выяснилось, что это всё враки.)
Следуя ленинским курсом, советская власть, в целом довольно прижимистая, финансировала кино щедрее прочего. Так, например, в нашем цеху обработки плёнки во второй половине 1980-х было полным-полно проявочных машин и прочих аппаратов, а также расходных материалов иностранного производства. Конечно, вся эта дорогостоящая техника была с бору по сосенке и приобреталась за валюту поштучно, в разное время: то из Венгрии, сё из Японии, а это из Франции. И, понятное дело, раз купленная, работала потом, поддерживаемая усилиями отечественных слесарей-умельцев, долгие годы без замены на что-нибудь поновее, так что часто оказывалась уже довольно устаревшей модели. Но всё же – многие ли рабочие, даже в Москве, могли бы в то время похвастаться, что повседневно трудятся на импортном оборудовании? А мы могли.
При мне Госкино купило нашему ЦОПу пару новых копировальных машин для печати позитивных копий с негативного оригинала производства престижной японской фирмы Seiko. Налаживать новое японское оборудование приехали в цех представители Seiko – натуральные живые японцы. Живые японцы и в последующие годы в наших московских широтах встречались редко, а в те перестроечные времена к этим редкостным японцам из Seiko коллектив ЦОПа отнёсся с искренним интересом, и все активно судачили о них между собой.
Сама я с японцами не увиделась – они работали в копировке, к нам в проявку не заходили. Но слесари и наладчики, обслуживавшие копировальные машины, общались с ними достаточно тесно и вот что рассказывали нам в курилке.
После того как свежеприобретённые копировальные машины были установлены и налажены, представители японской фирмы, согласно традициям своей высокой корпоративной культуры, пригласили наших копировщиц опробовать их, поделиться своими впечатлениями и высказать замечания. (У нас бы, естественно, мнения этих работниц-копировщиц никто и не спросил.) Копировщице средних лет Вале П., женщине тихой, доброй, деликатной, но слегка с присвистом и неглубокого ума, такое почтение к её скромной персоне, похоже, совершенно вскружило голову, и она, почувствовав свои 15 минут славы, заявила, что от запаха испарений из ванночки с раствором, через который в новой японской копировальной машине проходила плёнка, у неё мигрень. Все остальные копировщицы ни на какую мигрень не жаловались, но маниакально добросовестные японцы, вместо того чтобы послать Валю с её фантазиями куда подальше, отнеслись к её требованию пресечь испарения раствора в ванночке со всей серьёзностью и перенесли сдачу своих копировальных машин в эксплуатацию на более поздний срок. (Насколько я помню, чтобы устранить проблему, они впоследствии присобачили к этим ванночкам с раствором крышки.)
Наши наладчики потом встретили японца, который возвращался со встречи с копировщицами и начальством цеха. Он шёл и плакал. Что он плачет? – спросили удивлённые наладчики у переводчика. И японец ответил:
– Мы не смогли сдать машины в срок, оговорённый в контракте. Это удар по репутации фирмы Seiko. Теперь меня уволят.
А вторая история про японцев в ЦОПе была такая.
– Ну что это у вас за деньги – одна копейка? – как-то раз допытывались они у наших рабочих. – Что можно купить на одну копейку?!
– Как что? – сказал им кто-то, показывая. – Например, вот – спичек коробóк.
В Японии всё деревянное стоило тогда очень дорого (может, и сейчас так – нет у них там места для буйных лесов), и сообщение, что у нас за копейку можно приобрести целый коробок настоящих деревянных спичек, сразу вызвало у японской стороны большое уважение.
