13-Я ЗОНА
Наш этап пришел из Иркутска в порт Ванино утром. Этап был большой – более трех тысяч человек, почти поровну мужчин и женщин.
Выгрузили нас из вагонов, окружили охраной с собаками и продержали так целых полдня. Часа в два дня к нашему строю подъехала машина с военными и нас, женщин, повели к новым, недавно выстроенным баракам. Еще когда нас высаживали с поезда, прошел слух, что нас поведут в тринадцатую зону. Я человек суеверный, многого боюсь, особенно числа тринадцать – и вот надо же, Тринадцатая зона!
В зоне было десять новых бараков. Расселили нас довольно быстро, запуская в зону, как мы шли по этапу. Шеренгами по пять человек.
Один из десяти бараков уже внутри нашей зоны был огорожен колючей проволокой высотой до двух метров с козырьком. В этот барак поместили «сук» – это те, кто хотя бы раз предал воровской закон: никогда и нигде не работать. Их там набрался полный барак. На входе поставили часового. Иногда «сук» выпускали в общую зону, где тут же начинались разборки с ворами в законе.
Я всегда старалась быть в стороне и от тех и от других и с крайним удивлением смотрела на их поступки. Мне и сейчас не понятен тот образ жизни, который они для себя выбрали, ведь это – женщины (!), причем в том возрасте, когда женщина не только женщина, но еще и мать. Многие из них имели детей, и это еще более меня поражало: взрослые женщины и заняты какими-то странными делами. Постоянно кто-то что-то у кого-то крадет, потом беготня и тех и других к оперу, бесконечные жесточайшие, вплоть до убийства, разборки. Мне они всегда казались дурочками-психопатками.
Отношения у них между собой были очень жестокими. Один случай я никогда не забуду. Была там одна блатная «сука», вся исколотая – наколки у нее были и на руках, и на ногах, и на самых интимных местах – всюду (я это отказывалась понимать – зачем?). Так вот эта «сука», довольно молодая особа, чем-то допекла своих товарок по блату и те решили ей отомстить. Месть была очень жестокая. Враги ее наши кусок стекла, растерли его в порошок и засыпали ей в глаза. После этой экзекуции она лежала, как пласт. Что с ней стало потом, не знаю, потому что именно в это время началась известная на весь ГУЛАГ война воров и «сук». Это было настоящее побоище. Процентов, наверное, девяносто женщин нашей зоны дрались кто с кем, казалась, что каждая дралась сама за себя. Что они делили?
Оставшиеся вне драки несколько человек, забились в барак номер восемь, позабирались на самые верхние нары и тряслись там от страха.
Дерущихся охранники разгоняли автоматными очередями и отнюдь не всегда вверх: были и раненые и убитые. Этот бунт в тринадцатой зоне прокатился громом по всей Ванинской бухте, а зон там было немало. А совсем недавно я прочитала об этих же событиях у писателя Варлама Шаламова, рассказ так и называется «Сучья» война».
Когда побоище затихло, нас, из восьмого барака, построили, вывели из ворот и примкнули к уже стоявшей там колонне зеков. Затем вся эта колонна под охраной с собаками проследовала на пристань. Здесь нас, как скот, загнали в трюмы парохода «Дзержинский» – будь проклято это имя! И повезли на Колыму. А мы в трюмах, по выражению Н.А. Некрасова, «стонали» – «этот стон у нас песней зовется»:
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как нас загоняли на борт,
В холодные мрачные трюмы.
От качки шумели зека,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Слетали глухие проклятья.
«Стоял впереди Магадан – столица Колымского края». Это было осенью 1950 года.
От автора.
Любопытно, что ровно через шесть лет после окончания института, тем же пароходом плыл на Колыму осенью 1956 года и я, сын зечки, вместе с комсомольцами первого магаданского призыва. Причем, третьим классом, а стало быть, как и моя мама, тоже в трюме.
