Через день или два мы поехали в Дербент, столицу еврейского царства татов. Нас встретил художник Омар Рахмилов и показал удивительный город, сплошь декорированный звездами царя Давида.
Свой язык, своя газета, свой театр, своя синагога, свой базар, где старики торговали лохмотьями неизвестного применения. Омар мне сказал, что Москва порвала дипломатию с Израилем 10 июня 1967 года, а мы уезжали одиннадцатого. Вечер мы провели в дербентском кабаке, освещенном одной желтой лампочкой. Опять ели хин кал и пили мутный портвейн из давно не мытых стаканов. Омар пил «ла хаим» за «Эрец Израиль». Мы неловко подтягивали и обменялись адресами.
— А я еду к себе! — вдруг сказал художник.
— В дом со звездой? — спросил я.
— Нет, дальше, в Израиль!
В этот вечер я подумал о русских генералах с благодарностью. Слава Богу, что не сумели крестить Дагестан до конца!
В последнюю кавказскую ночь, в люксе без воды, в раскаленном от зноя и вони номере Наталья бросилась на меня, как львица на Мцыри, и потащила в такую даль воображаемой жизни, где не было ни измен, ни подлости, а только любовь на двоих и мир для человечества.
Потом мы сели в загаженный бакинский поезд, и страшные знаки подозрений снова воскресли, заталкивая в преисподнюю светлые мгновения любви. Я уперся в тусклое, засиженное ордой ядовитых мух окно, и новая западня страха охватила мою душу.