Три дня мы прожили в лучшей гостинице города, где не было проточной воды, а в ресторан не пускали женщин. Я пытался перенять у моей барыни мировоззрение восторга, но ничего не получалось. Как только она с радостью визжала: «Ой, смотри, какая прелесть — белеет парус одинокий!», я смотрел на пепельный горизонт Каспийского моря и вместо паруса видел нефтяную вышку и комья мазута на берегу.
Трудовой коллектив из девяти членов двинулся в путь. Я обязан таскать и грузить узлы в грузовик, собирать раскладушки и мыть посуду. Вопрос о положении рабочего класса в команде этнографов не обсуждался, но мне перепадало место в кабине, рядом с шофером. У Мишки висел портрет товарища Сталина в форме маршала. Десталинизация его не касалась.
На первой стоянке ни мечети, ни костюмов мы не нашли. На кладбище, заросшем сочной зеленой травой, стояла одна стела с витой арабской надписью, выдолбленной кинжалом.
— Тут лежит Саид-Бек, — сказал древний старик. — Лежит тело без головы, голову забрал имам Шамиль за то, что Саид служил русским гяурам.
Замирен ли Кавказ?
Наш начальник из тех молодых аварцев, кто принял русскую жизнь, полюбил бледнолицых женщин больших городов и французский язык. Стоя за спиной Натальи, рисующей могильный камень, он лопочет:
— Се жоли, нес па?
Она повернула к нему пламенные голубые глаза, заполненные восторгом и благодарностью.
Меня она считает, и, наверное, правильно, куском мокрой глины, из которой можно вылепить все, что угодно, и не замечает моей врожденной гордости, унять которую еще никто не смог.
Аул Цилитли над облаками. По крышам ползут облака. Аул чисто омыт дождями и добела высвечен солнцем. Каменные сакли склонились над бездонным ущельем. У турецкого фонтана спит пес. Под густой чинарой наш лагерь. В команде один рабочий — я. Шофер Мишка не рабочий, он ас. Он водит «ЗИЛ-144» сквозь облака и по таким кручам и бездорожью, что у меня сердце стучит от страха. Наталья всегда сияет, как солнце. Остальным хоть бы что, все нипочем. Бесстрашная команда, даже Омар Рахмилов, тат из Дербента, — храбрец. Единственный трус — я.
Омар мой негласный союзник. Мы вместе слушаем приемник под кустом. В Синайской пустыне евреи разбили арабов.
— Наши у стен Египта! — гордо говорит Омар и смотрит на восток.
Неужели сионист в наших рядах? Я помогаю ему обмерять и рисовать развалины.
Свободное копирование
