После оттепели - 8

* * *

Самым мерзким — на моей памяти — съездом ССХ был тот, который скликали после визита Н. Хрущева в Манеж, в дни последовавшего затем пароксизма идеологической борьбы. Кажется, он был вторым по номеру и разыгрался где-то зимой 1964 года. Вот где партийно — реалистическое ядро советского искусства собралось взять реванш за небольшие, но оскорбительные унижения времен оттепели. Скрупулезность подготовки съезда (значение его «I») достигла высоких значений. В организационном отношении ключевыми были, как всегда, кадровые проблемы. Надо было, во — первых, удалить из состава делегатов съезда тех художников и критиков, которые так или иначе подрывали основы реалистического искусства, но были ошибочно избраны на съезд до хождения Хрущева в Манеж. Ретроспективно следовало считать, что они пробрались  на съезд, и положение требовало юридической коррекции. Во — вторых, и самое главное, надо было обеспечить избрание правильных людей в руководители творческой организации; на этот счет ходили самые мрачные слухи — будто в председатели прочат Владимира Серова, который уже президент Академии художеств и председатель Союза художников России, или Евгения Вучетича, наиболее партийно — патриотического скульптора всех времен…

За съездом, конечно, следил сам тов. Ильичев, секретарь ЦК, но из своего кабинета, а на месте, в поле, пастухом съезда был его какой-то там заместитель, представительный мужчина с руководящим, как у коровы зебу, мешочком под подбородком, Поликарпов по фамилии. Диагональ, которая в силуэте шла от подбородка прямо к углублению между ключиц, придавала ему мужественно матёрый вид, подобающий руководителю.

Изгнание пробравшихся в делегаты было назначено на вечер. Сор из избы выносить было нельзя, дело семейное, поэтому Поликарпов распорядился всех иностранных гостей (а какой съезд без друзей из разных стран?) увести пить кофе и показывать Москву, чтоб их духа тут не было. Гостей учтиво вытолкали. Остальных вернули в зал. Вести ответственное заседание поставили знаменитого украинского художника, естественно — народного, к тому же еще и доктора искусствоведения, чью фамилию мне никак сейчас не вспомнить. Зато помню, что он был в вышитой украинской рубашке, которую почему-то называли «рубашка — антисемитка» — неправильно, ибо вышивка по вороту с древности имела другую функцию. Еще помню, что на Украине остроумцы его прозвали фельдшером искусствоведения… Ну, что за память, нужное забыто, а всякий вздор тут как тут, под рукой. Нет, надо вспомнить, неприлично. Такая простая фамилия, на К., график он был.

Да, вот она: Касиян! Конечно же, Касиян, Василий Ильич, он.

Под руководством коллеги в вышитой рубашке кто-то убедительно зачитал проект постановления мандатной комиссии съезда (не всем понятно, что это такое, — ну, и не надо). В постановлении было сказано, что на съезде присутствует столько-то человек, из них народных и заслуженных столько-то, мужчин столько-то и женщин столько-то, коммунистов столько-то и беспартийных столько-то, лауреатов столько-то, лиц с высшим образованием столько-то, с незаконченным высшим столько-то, русских столько-то, украинцев столько-то, казахов столько-то, других национальностей столько-то, в возрасте до тридцати пяти лет столько-то, после шестидесяти пяти — столько-то, а тт. Андронова, Каменского, Никонова и им подобных лишить депутатских мандатов. Доклад комиссии утверждали «в целом», открытым голосованием, так что если ты голосуешь против обезмандачивания Андронова или Каменского, значит, ты против того, что тут мужчин столько-то, а женщин столько. И тебя хорошо видно… Итак, доклад ставится на голосование, провозглашает председательствующий.

— Кто за утверждение доклада?

Как говорилось в те поры, «лес рук».

— Кто против?

Люди поднимают руки! Не скажу, что большинство, нет, но человек сто — сто двадцать показывают, что они против. Они поднимают руки высоко вверх, чтобы было видно, что они против!

Председательствующий мужественно, не отводя глаз, глядя прямо в зал, говорит в микрофон:

— Против нет. Принято единогласно.

Тогда из зала раздаются выкрики: «Есть! Есть против!..» Но фельдшер быстро орет в микрофон:

— Заседание закрыто.

И удирает из президиума за кулисы.

Закрыто заседание, понятно? Всё. Принято единогласно. Расходитесь, товарищи, расходитесь. Расходитесь. Тут у каждой двери стоят ребята в форме и даже в фуражках с необходимым околышем. Они уже обратили внимание на то, что заседание окончено, и распахнули двери.

И товарищи разошлись. По — разному. Некоторые — с чувством исполненного долга, другие — с чувством глубокого удовлетворения. А некоторые — с чувством, что либеральные обольщения пора забыть и что их только что изваляли в дерьме.

Впрочем, съезд не кончен, и голосование было не последним. Впереди выборы Правления — и кое-что будет зависеть от того, кто окажется на вершине власти. Напоминаю, в массах ходили слухи, что в главные прочат то ли Владимира Серова, то ли Евгения Вучетича; мрачней перспективы нельзя было себе вообразить. Ну, а что же на самом деле?