15-го декабря, часа в два пополудни, мы все обедали в общем шатре с генералом, как вдруг к нам входит своей развалистой походкой, разминаясь от продолжительной верховой езды, полковник Куропаткин, в длинном черном сюртуке.
-- А! Алексей Николаевич, друг мой! -- восклицает Скобелев и обнимается с ним.
Затем Куропаткин обходит всех сидящих за столом, здоровается, знакомится; заметив меня, тоже приятельски обнимается и восклицает: "А, старый товарищ, здравствуйте!"
Я очень обрадовался Куропаткину. Мы с ним не видались ровно четыре года и вдруг опять встречаемся в походе.
С тех пор как я с ним не видался, он на мой взгляд сильно поправился, пополнел и сделался молодцеватее.
Куропаткин привел из Туркестана от генерала Кауфмана отряд в тысячу человек на подмогу Скобелеву.
Всего от Аму-Дарьи до Ахал-Текинского оазиса Туркестанским отрядом было сделано 900 верст, в том числе 500 верст по песчаной и каменистой пустыне, безводной до такой степени, что 900 верблюдов отряда за весь этот путь были напоены два раза: на колодцах Ортакуй и колодцах Игды. Средняя величина 14-ти переходов по пустыне была по 36-ти верст каждый. Шли днем и ночью. Больных за весь путь оказалось два человека, которых и сдали в Бамийский госпиталь. Остальные совершенно свежими пришли в Самурское.
Встречая туркестанский отряд, Скобелев от души хвалил их за бодрый, молодецкий вид и щеголеватость, судя по которым трудно верилось, что отряд прошел до Самурского почти 900 верст форсированным маршем.
После обеда все отправились встречать туркестанский отряд. Всего больше понравились мне уральские казаки. Где только Куропаткин подобрал таких: молодец к молодцу, росту высокого, все с черными бородами, в больших мохнатых, черных шапках. Одним словом -- внушительный народ. Когда мне привелось потом расставлять их на ночные посты, то как-то совестно становилось делать им наставление: как надо держаться на посту, куда смотреть, откуда ждать нападения, где опаснее. Уральцы казались такими опытными, бывалыми, что могли любого офицера сами научить, как сидеть в секрете.
Теперь собрались в Самурском почти все силы, которыми Скобелев мог располагать при штурме Геок-Тепе. К этому же времени приехали в Самурское генерал Анненков, строитель железной дороги, и генерал Петрусевич, начальник Закаспийской военной области. Петрусевич был чрезвычайно симпатичен: честного, прямого характера. Наружность имел представительную: высокого роста, полный; лицо, обросшее длинной рыжей бородой, выражало ум и энергию. Впоследствии Скобелев сам говорил о Петрусевиче, что это был незаменимый для него помощник. И действительно, прожив много лет в Закаспийском крае, Петрусевич, кроме того, что стал владеть в совершенстве туркменским языком, превосходно изучил страну, обычаи и нравы тамошних жителей. Всеми этими познаниями он много помог Скобелеву в подготовительных трудах экспедиции.
18-го декабря под Геок-Тепе была произведена так называемая у нас генеральская рекогносцировка. Название это она получила оттого, что в ней принимали участие не только что все начальники отдельных частей, но и четыре генерала: Скобелев, Анненков, Петрусевич и Гродеков, который только что перед этим был произведен в генерал-майоры за дело 6-го июля. Я в этой рекогносцировке не был, но помню хорошо, что генерал Анненков воротился из нее раньше других с подвязанной правой рукой. Он, как мне рассказывали товарищи, был ранен именно в ту минуту, когда отряд подошел к аулу Янги-кале и Гродеков стал читать начальникам частей диспозицию войск на 20-е декабря, для штурма Янги-калы. Пуля пробила пальто, шведскую куртку и скользнула по руке. Генерал Анненков остался в Самурском лечиться от ран.
Свободное копирование
