автори

1427
 

записи

194062
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » rizanka » Пропуск в Останкино - 1

Пропуск в Останкино - 1

15.01.2022
Москва, Московская, Россия

Пропуск в Останкино.
 
 В вестибюле пресс-центра МИДа на Зубовской площади народ отряхивался от снега, оставляя на мраморном полу лужи и разводы от рифленых подошв. Сотни две корреспондентов российских СМИ и западных агентств, стараясь опередить друг друга, занимали очередь к металлической рамке, уже установленной перед залом пресс–конференций. В разноязычном оживлённом гуле угадывались фамилии ожидаемых персон: Гайдар, Немцов, Чубайс. Меня окликнул Акрам Хузам, шеф–редактор московского бюро катарского телеканала «Аль Джазира».
 – Добрый вечер, соседка! Твоя газета «Для женщин» тоже интересуется политикой?
 Мне его вопрос не очень понравился. Откуда ему известно мое последнее место работы, спрашивается? Во всяком случае, не от меня. Мы жили в соседних домах. На улице Вавилова недалеко от Черемушкинского рынка еще с советских времён обитали аккредитованные в Москве иностранные телевизионные журналисты. Наши с Акрамом окна смотрели друг на друга, и мы здоровались, встречаясь во дворе. Этот сириец имел в Москве репутацию светского льва и плейбоя, был знаком со всеми и каждым. Когда мы общались в последний раз, я еще работала в академическом журнале «Историческая наука».
 Потом я сообразила, что Акрам просто увидел торчащий из моей сумки заглавием вверх последний номер нашей газеты. Я должна была исхитриться вручить её Егору Гайдару и сфотографироваться вместе с ним. Это была наглость, потому что газетёнка была далека от политики. Да «Газета для женщин», а что тут такого? Выпускает крупная западная косметическая фирма для клиенток сети своих салонов. Не престижно для журналиста, но сейчас время такое, каждый выживает, как умеет. Зато приличные гонорары, никакого начальства надо мной, и сама выбираю темы. О чём ещё мечтать в возрасте за сорок, когда в профессию волнами вкатывается молодежь и оттесняет «стариков». Полно бывших советских крупных политических комментаторов, которые вынуждены пристраиваться помощниками к сенаторам, в пресс–службы разных учреждений и каких-то новых непонятных коммерческих фирм. «Газета для женщин» казалась мне довольно приятным островком среди бушующего океана взбесившихся от осознания себя как «четвёртой власти» средств массовой информации.
 В тот судьбоносный для меня день бар пресс–центра МИДа был переполнен. В тесном, задымленном от сигаретного дыма пространстве коротали время перед началом пресс–конференции российские и иностранные аккредитованные журналисты. В воздухе мешались запахи водки, кампари, шоколадного ликёра и крепкого кофе.
 – Войтек! И ты здесь? Не улетел в Париж на Рождество? – я с удивлением уставилась на рослого массивного фоторепортёра, безуспешно пристраивающего между столом и коротким диванчиком свое железо – штатив и осветительные приборы. Его здоровенный кофр стоял на одном из кресел. 
 – Планировал улететь, но мы с женой решили остаться. Здесь же Мекка новостей! – восторженно воскликнул он в ответ. – Не хочется упустить ничего интересного.
 Поляк по происхождению, женатый на уроженке Таиланда, Войтек Ласки давно уже стал человеком мира. Жил на три города — Варшава, Париж, Москва. Входил в России в пул журналистов, всюду сопровождавших первое лицо государства. Он был другом моего брата Виталия, известного в Москве фоторепортера, в тот период работавшего на Агентство Франс–Пресс. 
 Виталию я обязана в первую очередь выбором профессии. Это он притащил меня, пятнадцатилетнюю девчонку в латвийскую газету «Советская молодежь» в отдел информации, к блистательной Людочке Шварц, в которую были влюблены не то что все коллеги, но и вообще все, кто с ней сталкивался. Там я сделала свои первые попытки научиться писать в новостном формате. Когда я приезжала в Москву, Виталик вечно таскал меня за собой на съёмки, на встречи с друзьями в Дом журналистов и очень модное в конце 60–х годов кафе «Ивушка». Эта новомодная стекляшка торчала на «вставной челюсти Москвы», как остряки прозвали только что отстроенный Новый Арбат (официально он назывался Калининский проспект). Я сопротивлялась. Мне не было и восемнадцати лет, и что за интерес для рижанки в Москве часами сидеть за столиком кафе в обществе пожилых журналистов! Им всем уже было не меньше сорока лет! Но Виталик настаивал. Брат хотел, чтобы я обросла знакомствами, что совершенно необходимо для профессии журналиста. И он в этом преуспел. В записной книжке уже к моим двадцати годам у меня были фамилии многих известных в стране людей — космонавтов, музыкантов, врачей, директоров театров, актёров. Виталик организовал мне мое первое интервью — с композитором Раймондом Паулсом. Тогда это был еще не маэстро, а очень скромный худощавый молодой человек, уделивший мне целый час своего времени. В СССР уже пели его песню «Синий лён», но сам композитор пока что играл в рижских ресторанах. Оставалось еще несколько месяцев до премьеры уникального проекта документалистов Рижской киностудии «235 миллионов лиц» о жизни в СССР, где вообще не было никакого дикторского текста, а только живой звук и музыка Раймонда Паулса. Это был первый крупный проект, где композитор смог показать многомиллионной советской публике своё мастерство. А пока что по популярности на просторах СССР его опередил другой латышский музыкант – Эгил Щварц, ставший известным благодаря внезапному успеху на новогоднем «Голубом Огоньке» очаровательной двадцатилетней рижанки, его жены Ларисы Мондрус. Мы разговаривали с Паулсом о проблемах музыки вообще, и в частности, о судьбе джаза в нашей стране. Раймонд рассказывал, как утверждал в инстанциях свой музыкальный репертуар для ресторанов, и как из списка у него регулярно вычёркивали джазовые композиции. «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Интервью получилось содержательным, но не было опубликовано, поскольку в редакции газеты, куда его отнёс Виталик, материал сочли идеологически не выдержанным. Потом, когда я уже была зрелым журналистом, Виталик всё так же опекал меня, сообщал о важных событиях, помогал получить аккредитации. Человек веселого нрава, улыбчивый, бескорыстный, готовый всегда и всем прийти на помощь, к тому же отличный фоторепортер, Виталик дружил с очень многими российскими и иностранными журналистами, и с теми, от кого зависела организация работы. В пресс–центре МИДа он был своим человеком. Несомненно, будь он сейчас здесь, для меня уже было бы занято место и в зале, и в баре. Но в тот день Виталия не было нигде видно. Пришлось немного постоять у стойки бара, пока Войтек, торопившийся до начала мероприятия занять наиболее выгодную для съёмки точку в зале, уступил мне своё место за столиком. 
 Я села и осмотрелась. Напротив меня сидели трое. Известный в Москве военный журналист, очень толстый и всегда навеселе. Перед ним стоял почти пустой графинчик из–под водки. Меня поражало, как он с таким весом работает в горячих точках. Там же нужна подвижность и быстрая реакция. Тем не менее, этот журналист слыл корифеем среди военкоров.
 – Как поживаешь? – спросил он приветливо. – Давно мы не виделись. Как там Серёга?
 Я поняла, что с пьяных глаз военкор меня с кем-то спутал. Мы с ним не были знакомы. И я понятия не имела, какого Серёгу он имел в виду. Я ответила, что всё нормально, и он, тут же забыв обо мне, переключился на проходившего мимо по узкому проходу пресс–секретаря МИДа.
 Я вежливо поздоровалась с другими соседями по столику. Худощавый смуглый брюнет восточной внешности лет сорока с заметными залысинами в блестящих черных волосах, в модном бордовом пиджаке, какие носили преимущественно бандиты, и с массивным перстнем на большом пальце левой руки. Его спутница, молодая очаровательная особа в нарядной белой блузке с кружевами, приветливо мне улыбнулась. Оба медленно тянули эспрессо из маленьких чашечек. 
 – Я Таги, стрингер. А это Наташа. Мы с телевидения, – обладатель бордового пиджака выжидательно смотрел на меня, и я тоже представилась. 
Внешне мой сосед по столику скорее напоминал актёра, чем стрингера, и было довольно трудно представить его в полевых условиях. Что касается его спутницы, то она тоже внешне тянула на актрису. Русоволосая, сероглазая, со светлым выражением лица. Могла бы играть пушкинскую Людмилу в кино. В эту минуту я и подумать не могла, что в её лице судьба прислала мне добрую фею. Красавица спросила, чем я занимаюсь. Я положила перед ней свою газетку. Едва взглянув на текст, девушка предложила завтра же приехать в «Останкино», чтобы попробовать себя в качестве корреспондента телевизионных новостей. 
 Так в моей жизни появился Тарасик, Наташа Тарасенко, с которой нам потом доводилось работать в нескольких телекомпаниях. В голову не могло прийти, что эта молодая женщина станет моей крёстной матерью на телевидении.

29.04.2022 в 14:12


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама