Глава тринадцатая
И вот через семь лет после того, как мы с Рэймондом въехали в наш мятно-зеленый двухквартирный дом как муж и жена, мы с матерью, братом и Джейсоном погрузили два цветастых стула из гостиной, подаренных женщиной, шившей мой свадебный наряд, кухонную мебель матери Фей, нашу с Джейсоном мебель из спальни и ящики с остальными вещами в отцовский грузовик. Было это в день Труда 1975 года. Мне предстояло ехать на «кексе» за грузовиком. Когда все ушли, я вернулась взглянуть на дом еще раз.
Дом казалось был в ожидании. Он уже забыл нас и ждал следующих событий. В моей бывшей спальне я задержала взгляд на грязных точках на стенах. Это были следы мертвых комаров с нашего первого лета, до покупки сеток. Тогда комары устраивали праздник моего беременного тела каждый вечер и потом каждое утро, как будто ночью спали. Я била их свернутым журналом. Глядя на следы этой бойни, так и не смытые, не закрашенные, не особо замечаемые в течение семи лет, я задумалась. Если девушка предпочла терпеть зуд в бессонные ночи вместо того, чтобы купить сетки, то кем надо быть, чтобы в течение семи лет не обращать внимания на ее засохшую кровь на стенах. Нормальный это человек? Я имею в виду, могла ли я выжить, приспособиться, не поддаться желанию все бросить и разрушить?
Дом, который мне дали в студенческом городке, не был так уж красив. Кое-как покрытый серой дранкой, он состоял из четырех маленьких комнат с низкими потолками. Лампочка была только на кухне, плюс выкрашенные коричневым дощатые полы, покатые к середине. Я решила считать его моей маленькой дачей. Еще была веранда и гриль из камней на заднем дворе, кусты, цветы, деревья со снующими по ветвям белками. Он стоял на бугристой тупиковой улице на том краю городка, который назывался Ноулес авеню и когда мы подъехали, я заметила пару детей съезжающих на велосипедах с холма рядом с хоккейной площадкой через улицу и подумала, станут ли они друзьми с Джейсоном и кто мог бы быть моим другом.
Еще было утро, когда мы начали разгружаться. Мать принялась командовать. «Брат поможет отцу с тяжестями. Я не хочу, чтобы ты повредила себе спину. Кровать лучше поставь подальше от окна, там сквозняк. Банки с едой удобнее держать возле плиты. Стакны я всегда ставлю над раковиной. Что? Ты не собираешься стелить бумагу на полки?» Она совсем распустилась. Мне с трудом удалось ее выпроводить. Она что думает, я все еще та беременная девочка, которую она перевезла на другую квартиру?
Все было разгружено и поставлено. Брата увез его друг. Отец с Джейсоном бродили вокруг хоккейной площадки. Мать почистила холодильник и заканчивала плиту, когда я села на кровать, уронила голову на руки и задумалась. Стало почти темно, здесь, наверное красивый закат, но как я узнаю это? Будь у меня друзья, мы могли бы сидеть на веранде, заказать пиццу, поспорив перед этим с анчоусами или без, купить пива. Почему я позволила родителям участвовать в переезде?
Когда я вышла из спальни на кухню и застала мать двигающей кухонный стол от той стены, к которой поставила его я, на меня напала ярость. «Кто, черт побрал, дал тебе право двигать стол?» - закричала я.
«Здесь слишком солнечно. Я просто подумала...»
«Ты просто подумала, что лучше знаешь. Ты просто считаешь меня слабоумной. Давай откровенно. Это мой дом».
«Ну», - она надулась.
Я не дала ей слова сказать. Насколько я понимаю, защищаться ей было нечем. «Ма, я знаю, это тяжело для тебя, но я не такая как ты и хочу жить другой жизнью. Начав прямо здесь и сейчас. С того, куда я поставлю этот дурацкий суп». Я взяла банку и перенесла с полки над плитой на полку над раковиной.
«Я тебе больше не нужна. Мы поедем».
Теперь я чувствовала себя погано. «Ну, мы переехали. Ты, наверное, устала».
«Сонни», - крикнула она наружу. Щелкнув, открыла портсигар, взяла сигарету «Кент» и прикурила от зажигалки. Отец привел Джейсона, вытер лицо платком, скрестил лодыжки и оперся о плиту. «Все?» - спросил он.
«Пойди сюда», - сказала мать Джейсону.
«Вы уже уходите?» - спросил Джейсон.
«Ты будешь скучать по свой Мими, я знаю», - сказала она.
Джейсон обнял ее бедра. Теперь она сможет звонить только за деньги. Никогда больше не заглянет к нам по пути. Я чувствовала себя как нацисты в лагере смерти, загоняющие Джейса в одну шеренгу, а ее с отцом – в другую.
Она поцеловала Джейса в щеку, прижала сумочку к животу и казалось заплачет. Отец положил руку ей на спину и вывел через дверь. «Не будьте чужими теперь», - сказала она через окно, когда они отъезжали.