Как только Распутин почувствовал под собой твердую почву, он стал постепенно изменять свою тактику из пассивной в агрессивную и наглел с каждым днем, не видя препон своим изуверским выходкам. Тем не менее, надо удивляться, как быстро Распутин приобрел последователей и учеников среди общества. Последних он имел значительный круг и преимущественно женщин, которые льнули к нему, как мухи к меду.
Вот что мне рассказывали про силу внушения, которою обладал Распутин. Одна дама, наслышавшись в провинции про влияние Распутина при Дворе, решила поехать в Петроград хлопотать через него о повышении по службе своего горячо любимого мужа. Эта дама была счастливой и образцовой семьянинкой. Приехав в Петербург, она добилась приема у Распутина, но тот, выслушав ее, сурово и властно сказал ей: «Хорошо, я похлопочу, но завтра явись ко мне в открытом платье, с голыми плечами. Да иначе ко мне и не езди», причем пронизывал ее глазами, позволяя себе много лишнего в обращении. Дама эта, возмущенная словами и обращением Распутина, покинула его с твердым намерением прекратить свои домогательства. Но, вернувшись домой, она стала чувствовать в себе непреоборимую тоску, сознавала, что она что-то непременно должна выполнить, и на другой день добыла платье декольте и в назначенный час была в нем у Распутина. Муж ее повышение получил впоследствии. Этот рассказ документально точен.
Легко себе представить, какое отталкивающее впечатление производила эта женско-распутинская вакханалия на окружающую этих лиц прислугу, для которой не существует альковных тайн, да и вообще на простолюдинов. Какое в них должно было подниматься презрение к «господам», предающимся цинично позорному разврату? Какими же соображениями религии и искания высшей правды можно это оправдать? Ясно было всем, что только самые низменные цели руководили искателями покровительства Распутина и ничего другого. Характерно то, что на серых людей, обслуживающих прихоти этого развратника: извозчиков, возивших его с женщинами в баню, банщиков, отводивших ему банные номера, половых в трактирах, служивших ему во время его пьяных оргий, городовых и агентов тайной полиции, охранявших драгоценную его жизнь и мерзнувших ночами на улицах для этой цели и т. д., — Распутин вовсе не импонировал своей святостью, ибо вся повседневная, видимая его жизнь говорила совсем о другом. Их суждения сводились к выражению: «господа балуются». Но ведь Распутин находился в приближении и под покровительством высочайших особ. Какие же делались отсюда выводы — судите сами.
Развертывающаяся безнравственность и цинизм Распутина открыли, наконец, глаза его первородному покровителю епископу Феофану на то, что такое в сущности его детище. Епископ стал к нему в открытую оппозицию, старался убедить молодую царицу, что мнимый праведный старец не заслуживает того внимания и почета, которые ему оказываются, что присутствие его компрометирует Двор и что он должен быть удален, — но было уже поздно. Недостойный старец оказался сильнее праведного святителя. Борьба оказалась неравная. Епископ Феофан был довольно быстро отрешен от звания царского духовника и от ректорства петербургской Духовной академии и был переведен на епископскую кафедру в таврической епархии в Симферополе.
Распутин победил и, почувствовав легкость своей победы, сознав окончательно силу своего влияния, стал сначала истреблять лиц, не поклонявшихся ему при высочайшем Дворе, а засим перенес этого рода деятельность в ряды высших духовных иерархов, а позднее обратил свое внимание и на высших государственных деятелей и сановников. Судьбу епископа Феофана разделил и другой покровитель его, епископ Гермоген, тоже, наконец, убедившийся в мнимой святости рекомендованного им сгоряча старца, но удаление или, вернее, падение преосвященного Гермогена сопровождалось уже общественным скандалом. Преосвященный Гермоген, не имевший доступа ко Двору, решил повести дело иным образом. Убедившись в безнравственности Распутина и огромной опасности для царской семьи, которая грозила ей от близости этого проходимца, он вызвал последнего к себе и, в присутствии иеромонаха Илиодора, войскового старшины Родионова (автора небезызвестной книги «Наше преступление»), келейника епископа и странника Мити[1], — стал обличать все его грязные дела и увещевать его, убеждая добровольно покаяться и уйти от царского дома.
«Ты обманщик и лицемер, — говорил епископ Гермоген Распутину (рассказ привожу со слов Родионова), — ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь твоя нечестива и грязна. Ты меня обошел, а теперь я вижу, какой ты есть на самом деле, и вижу, что на мне лежит грех — приближения тебя к царской семье. Ты позоришь ее своим присутствием, своим поведением и своими рассказами, ты порочишь имя царицы, ты осмеливаешься своими недостойными руками прикасаться к ее священной особе. Этого нельзя терпеть дальше. Я заклинаю тебя именем бога живого исчезнуть и не волновать русский люд своим присутствием при царском Дворе».
Распутин дерзко и нагло возражал негодующему епископу. Произошла бурная сцена, во время которой Распутин, обозвав площадными словами преосвященного, наотрез отказался подчиниться требованию епископа и пригрозил ему, что разделается с ним по-своему и раздавит его. Тогда, выведенный из себя, епископ Гермоген воскликнул: «Так ты, грязный развратник, не хочешь подчиниться епископскому велению, ты еще мне грозишь! Так знай, что я, как епископ, проклинаю тебя!» При этих словах осатаневший Распутин бросился с поднятыми кулаками на владыку, причем, как рассказывал Родионов, в его лице исчезло все человеческое. Опасаясь, что в припадке ненависти Распутин покончит с владыкой, Родионов, выхватив шашку, поспешил с остальными присутствующими на выручку. С трудом удалось оттащить безумного от владыки, и Распутин, обладавший большой физической силой, вырвался и бросился наутек. Его, однако, нагнали Илиодор, келейник и странник Митя и порядочно помяли. Все же Распутин вырвался и выскочил на улицу со словами: «Ну, погоди же ты, будешь меня помнить», что он и исполнил с точностью, воспользовавшись следующими привходящими обстоятельствами.
Мне рассказывал епископ, член синода, что в одном из секретных заседаний синода обер-прокурор Саблер, один из наиболее влиятельных сторонников Распутина, предложил синоду рукоположить Распутина в иереи.
Св. синод с горячим негодованием отверг это предложение, и, несмотря на настояние Саблера, указывавшего на высокий источник этого предложения, склонить ему на свою сторону синод не удалось, при этом епископ Гермоген произнес в заседании громовую речь, изобличая всю грязную жизнь и деятельность мнимого святого старца. Конечно, Распутину это стало известно через Саблера.
