На следующий день ко мне с визитом явились принаряженные шофер с женой, и он рассказал мне, что его осаждают репортеры, требуя, чтобы он дал большую статью для воскресных выпусков газет о том, как я гостил у него в доме.
— Но, — добавил он решительно, — я им прямо заявил, что не скажу ни слова до тех пор, пока не будет на то вашего разрешения.
— Валяйте, — великодушно сказал я.
Теперь уже джентльмены из «Фёрст нейшнл» стали передо мной заискивать. Один из вице-президентов кинокомпании, мистер Гордон, владелец множества кинотеатров в восточных штатах, сказал мне как-то:
— Вы хотите получить полтора миллиона долларов, а мы даже картины не видели.
Я был вынужден сознаться, что здесь они правы, и мы устроили просмотр.
Это был страшный вечер. Двадцать пять прокатчиков фирмы «Фёрст нейшнл», холодные, равнодушные, вереницей входили в просмотровый зал, точно свидетели, призванные исполнить тягостный долг — опознать труп.
Начался просмотр. Первые титры гласили: «Фильм заставит вас улыбнуться, а, может быть, вызовет и слезы».
— Неплохо, — великодушно промолвил мистер Гордон.
После просмотра в Солт-Лейк-сити я чувствовал себя несколько увереннее, но прежде чем мы успели просмотреть половину картины, моя уверенность уже растаяла. В тех местах, где на том просмотре фильм вызывал дружный хохот, здесь раздались лишь один-два приглушенных смешка. Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, наступила минутная пауза. А затем прокатчики стали потягиваться, щуриться на свет и болтать о своих делах.
— Гарри, где вы сегодня вечером обедаете?
— Повезу жену в ресторан «Плаза», а потом поедем с ней смотреть ревю Зигфелда.
— Я слышал, что это очень здорово.
— Хотите с нами поехать?
— Нет, я сегодня уезжаю из Нью-Йорка. Непременно хочу поспеть вовремя домой — сын кончает колледж.
Во время всей этой болтовни я чувствовал, что нервы у меня напряжены до предела. В конце концов я не выдержал:
— Каков же будет ваш приговор, джентльмены?
Кое-кто смущенно задвигался, другие смотрели себе под ноги. Мистер Гордон, очевидно их главный оратор, начал медленно прохаживаться взад и вперед. Это был плотный, коренастый человек с круглым лицом, похожий в своих очках с толстыми стеклами на сову.
— Ну что ж, Чарли, — вымолвил он, — мне придется посоветоваться со своими компаньонами.
— Это я понимаю, — живо перебил я его, — но как вам понравилась картина?
Он нерешительно помолчал, потом улыбнулся:
— Чарли, мы же пришли покупать ее, а не делиться своими впечатлениями.
Кто-то одобрительно загоготал.
— Не бойтесь, я с вас лишнего не возьму, если даже она вам понравилась, — сказал я.
Он снова помолчал в нерешительности.
— По правде говоря, я ждал чего-то другого.
— А чего именно вы ждали?
Он заговорил медленно.
— Видите ли, Чарли, честно говоря, за полтора миллиона долларов удар должен был быть посильнее.
— А чего бы вы хотели? Чтобы лондонский мост провалился на глазах у зрителя?
— Нет. Но все-таки, за полтора миллиона… — голос его зазвучал фальцетом.
— Ну что ж, джентльмены, такова моя цена. Хотите берите, хотите нет, — нетерпеливо перебил его я.
Дж.-Д. Уильямс, президент кинокомпании, подошел ко мне и сразу начал меня умасливать.
— Чарли, по-моему, фильм замечательный. Он так человечен, так непохож на все… — это «непохож» мне не понравилось. — Но вооружитесь терпением, и мы все уладим.
— А тут нечего улаживать, — обрезал я его. — Даю вам неделю сроку на окончательное решение.
После всего, что они себе позволили в отношении меня, я уже не чувствовал к ним никакого уважения. Но, надо сказать, решение они приняли очень быстро, и вскоре мой адвокат подписал контракт, по которому я должен был получать пятьдесят процентов с прибылей после того, как фирма возместит свои полтора миллиона долларов. Контракт был заключен сроком на пять лет, после чего фильм переходил в мою собственность, как и все остальные мои картины.
Свободное копирование
