С т а р о п и м е н о в с к и й п е р е у л о к
Вернулись мы в Москву и поселились в Старопименовском переулке. Там началось мое детство. Сейчас он называется переулок Медведева, в честь советского разведчика, или, может быть, опять переименовали. Не уследишь. Но это именно тот переулок, о котором говорится у Марины Цветаевой: «Дом у старого Пимена».
Тогда там, на углу, что в сторону Маяковки, и долго еще, была аптека, а еще чуть дальше – Мосторг. Позже на ближнем к Пушкинской площади углу открылся ресторан «Баку», в который мы студентами часто ходили. Вкусные шашлыки, особенно по-карски, и бастурма, и густой суп пити, до сих пор мой любимый. А еще много позже, еще ближе к Кремлю, в модерновом по тем временам полустеклянном здании – гостиница и ресторан «Минск». Тоже неплохой.
А тогда у самого входа в переулок стоял газетный киоск и в нем торговал замшелый от старости еврей. Мой дед любил гулять со мной, подходил к этому киоску и подолгу разговаривал с киоскером на идише. Вот уж я стыда натерпелся.
По правой стороне переулка в доме номер четыре жили несколько генералов с одной звездочкой и Эммануил Каминко, художественный чтец. А на третьем этаже на площадке была только одна дверь, только в одну квартиру, квартиру тоже номер четыре, в нашу квартиру.
Мой папа был очень важной нужной фигурой режима, и поэтому у нас в квартире было пять комнат. И два туалета. Я не знал и не слышал в те времена о других частных квартирах с двумя туалетами. В одном из этих туалетов была еще и ванна и все такое, а другой – маленькая комнатка с унитазом и рукомойником. Мы им не пользовались, и комнатка была завалена лыжами и другими редко используемыми предметами. Я там прятался.
И еще в нашей квартире было два балкона: один – во двор, а другой – на улицу. Самое же забавное, что во всем этом доме номер четыре по Старопименовскому переулку, не было больше ни одного балкона, ни на улицу, ни во двор.
И сейчас нет. Сбили оба.
Мои товарищи по двору, ровесники, жили по-разному. Дома у Павлика Лосева я никогда не был. Мой лучший друг Лева Ферд с сестрой Милкой и мамой, постоянно выходящей замуж, жили втроем в одной большой, в два ряда заставленной мебелью комнате трехкомнатной коммунальной квартиры. Фима Гурарий со своей большой семьей из дедушек, бабушек, мамы и папы, двух старших братьев Миши и Лени, самого Фимы и его сестры-близняшки Кати занимали трехкомнатную квартиру. А татарин Рудик Аймайдинов жил в подвале.
Там, в подвальном помещении, жило довольно много семей. Татарки, удмуртки, чувашки, башкирки. Все безмужницы. Мужей, видимо, поубивало на фронте. Как они в Москве оказались? Не знаю.
Работали эти, не старые еще женщины, дворничихами или кем-то вроде того...
В одной большой комнате с крохотными оконцами под потолком жило несколько семей: три или четыре одинокие бабы и семья татар Аймайдиновых...
Мама спала на единственной полагающейся их семье койке, два чемодана вещей, весь их скарб под этой кроватью, старший брат Рудика, Толя, паренек года на два старше моей сестры Светланы, но меньше ее ростом, хотя она и сама небольшая, - под единственным в комнате многофункциональным столом, а мой друг Рудяна Сикора – на этом столе.
Все они – и Толя, и Рудик, и даже их мама – исключительно плохо пахли. Бедностью. Воняли. Мочой и бедностью. В моем классе два мальчика, Коля Давыдов и блатной драчун Вова Былин, годами ходили в одном и том же, выпрашивали завтраки у всех одноклассников, и также пахли этим же запахом, как говорят, и нынешние бомжи.
К Рудяне я иногда заходил в гости и как-то, развернув его учебник за первый класс на последних страницах, стал ему загадывать задачи-шутки.
- От стола до двери расстояние два метра. Какое расстояние от двери до стола?
Рудик сказал:
- Не знаю.
Я был круглым отличником, а Рудик учился плохо, сидел по два года в каждом классе. Во дворе мы были друзьями, но не за учебником...
Мне было семь лет, и я сказал:
- Ну и дурак!
Тут какая-то тетка, я не знал ее, но она жила в той же комнате и что-то делала спиной к нам, может гладила, повернулась и без зла, но веско ответила:
- Ты вот говоришь: «Рудик, ты дурак». А сам, небось, кушаешь каждый день, может по несколько раз. А наш Рудик кусок хлеба не каждый день видит.
Ну что сказать... Я и сейчас, старый, больной эмигрант, пишу это и плачу... Стыдно...
