Шел 1912 год. Яша теперь частенько не заставал соседа дома. Мальчик знал о забастовке на металлургическом заводе Нев-Вильде и не сомневался, что Алексей занят там «политикой».
Однажды, зайдя к нему под вечер, Яша увидел, как жандармы обыскивали флигель Алексея. Голубые мундиры задержали Яшу и на его глазах перерыли всю квартиру, взломали половицы и разворошили печь, но ничего, кроме нескольких номеров рабочей газеты «Правда», не обнаружили. Хотя газета в ту пору была легальной, ротмистр пригрозил хозяину квартиры арестом.
После ухода жандармов Алексей спокойно сказал, покосившись на Яшу.
— Придется теперь газету выписывать на имя кого-нибудь постороннего.
Помогая жене навести порядок в разгромленной квартире, он пояснил юноше, что с выпиской «Правды» сейчас очень трудно. У полиции на учете рабочие — подписчики газеты, все они подвергаются частым обыскам, а во многих случаях и арестам.
Тогда юноша поделился с Алексеем внезапно созревшим планом: он скажет своей учительнице французского языка, мадам де Перль, что там, где он живет, на окраине, почта очень неаккуратна. Пусть мадам разрешит выписывать газету в ее адрес.
— А если она станет читать?
— Не станет! Она по-русски ни бельмеса.
— Что ж, попробуй, — разрешил Суренко. Он так стиснул на прощание руку Яши, что тот вспыхнул от радости.
— …А как называется ваша газета? — рассеянно спросила мадам де Перль, когда на следующий день Яша с замиранием сердца изложил ей свою просьбу. — Может быть, «Долой царя» или что-нибудь в этом роде? Я не хочу ссориться с вашим царем, у него, говорят, тяжелый характер.
— Газета называется «Правда», — тихо сказал Яша, чувствуя, что почва из-под ног его уходит.
— А-а, «Правда»! — с удовлетворением заметила мадам де Перль. — Прекрасное название. Наверно, это орган богатых, солидных людей, с устойчивым положением в обществе, они поэтому и не боятся сказать правду!
С нового месяца почта в адрес мадам де Перль стала доставлять, помимо «Матэн» и «Фигаро» — парижских газет, также и газету «Правда». Уходя от француженки, гимназист прятал «Правду» на грудь, под гимнастерку, и относил ее Суренко. Прежде чем войти во флигель, наученный опытом Яша тщательно осматривался и, только убедившись в отсутствии незваных гостей, переступал порог.
Прошло несколько месяцев. Яша скрывал от Алексея, что продолжать уроки у мадам де Перль ему стало трудно. Отец болел, его уволили из театра. Теперь существование всей семьи Мельниковых зависело от заработка юного репетитора. Вместе с тем Яша понимал, что, если он откажется от дорогого урока, организация лишится регулярно получаемого номера «Правды».
Часто недоедая, юноша относил каждое первое число две золотые монеты старой учительнице…
Своей таксы мадам де Перль не меняла и для взрослых учеников, а их у нее было трое или четверо. Впрочем, в наш рассказ вписываются, как говорят математики, истории лишь двух зрелых мужей, обучавшихся у мадам де Перль изящному произношению в нос, — истории Севастьянова и Бокова.
Вот уже третий месяц аккуратнейшим образом посещал старую француженку частный поверенный Севастьянов, страдавший хроническим флюсом. Левая щека Севастьянова была сильно вздута, и в связи с этим голова его на короткой, толстой шее сидела криво, всегда склоняясь вправо, к плечу.
Редко выступление Севастьянова у мирового судьи обходилось без скандала. Когда его дело слушалось с утра, все было в порядке. Склонив раздувшуюся физиономию почти на плечо, Севастьянов бубнил нечто невразумительное, но вполне мирное. А если выступать приходилось позже, адвокат уже оказывался в подпитии и становился болтливым и заносчивым.
— Держитесь ближе к делу, — морщился мировой судья.
— Ближе к делу? — надменно возражал Севастьянов. — Ближе меня к делу никого нет. Если желаете знать, меня сам господин жандармский полковник к делу допускает!
С некоторых пор положение Севастьянова упрочилось: его выбрали председателем таганрогского отделения черносотенного «Союза русского народа», всероссийским шефом которого состоял сам Николай Второй.
Однажды, получив непосредственно из Петербурга какой-то секретный пакет, таганрогский полицеймейстер вызвал к себе Севастьянова.
Севастьянов явился к начальнику полиции в черном сюртуке, с парадно вздувшимся флюсом и с сильно бьющимся сердцем.
Полицеймейстер окинул критическим взглядом странную и неприглядную фигуру Севастьянова и сказал с отвращением, точно увидев его впервые:
— Ну и р-рожа! А ведь, может статься, придется тебе предстать перед очами государя императора, вращаться, так сказать, среди великосветского общества. По-французски знаешь?
— Я могу обучиться, ежели… предначертания начальства… — забормотал Севастьянов.
Полицеймейстер закричал:
— Чтобы через месяц ты мог написать донесение по-французски! А не то другого председателя найду!
Три дня после этого Севастьянов ходил задумчивый, а на четвертый пошел в гостиницу «Европейскую».
— Объясни этой французской старушке, братец, — попросил он швейцара Никиту, сунув ему рубль, — желаю я брать у нее уроки. Человек я, сам знаешь, образованный, да вот по-иностранному не обучен. Я бы ей и сам объяснил, да ведь она по-русски — ни в зуб ногой.
— Две красненькие в месяц, Хрисанф Павлович, — пробасил Никита, — меньше у нее и разговору нет. И, заметьте, кредитный билет ей не носите, одно золото приемлет.
Севастьянов досадливо отмахнулся:
— За деньгами нет остановки.
Швейцар, подумав, повел Севастьянова наверх и в коридоре второго этажа постучал в третью дверь справа.
— Антре! — донесся из-за двери слабый голос мадам де Перль.
— Это значит — можно, я не занята, — снисходительно пояснил швейцар. Первым в комнату вошел он, за ним, стараясь держать голову прямее, — Севастьянов.
— Вот, сударыня, — округленным жестом человека, знающего, как себя надо вести в обществе, показал на него швейцар, — желают обучаться.
— Э? — с недоумением спросила француженка, приглядываясь к несимметричным щекам незнакомца.
— Так что желаю брать уроки, — громко, как глухой, прокричал Севастьянов, выступая вперед. — Условия ваши известны.
Он выложил на стол две золотые монеты. Сейчас же мадам де Перль все сообразила и приятно заулыбалась.
— А-а, вы хотите учиться языку Мольера, — сказала она по-французски. — Это прекрасная идея. Садитесь же, мой друг, мы начинаем.
Она показала Севастьянову на стул рядом с собой. Швейцар, убедившись, что его миссия увенчалась полным успехом, с достоинством поклонился и вышел. Севастьянов, опускаясь на стул, не без сожаления увидел, что его золотые уже исчезли в кармане шелкового фиолетового платья учительницы.
— La table, — сказала старушка, указывая на стол. — Повторите, мой друг.
— Латабль, — радостно повторил Севастьянов, удивляясь легкости, с которой он овладевает французским языком…
Свободное копирование
