4-ое сентября, вторник. Мои предположения относительно провокации в Бергендорфском лагере полностью подтвердились. Установлены два факта:
во-первых, что баба, бросившаяся к советским лейтенантам, прибыла в лагерь всего за два дня до этой истории и приютилась где-то в комнате поляков; из старых жителей лагеря ее никто решительно не знает;
во-вторых, что тотчас же по возвращении в барак она выдала сама себя, пытаясь восстановить против преданных ею украинцев хозяев лагеря – поляков.
– Глупцы вы, – кричала она полякам, – кого вы здесь прячете? Бывших полицейских и другую сволочь, которая вас же по щекам лупила! Что вы на них смотрите? Выдайте их всех.
Однако поляки выдавать, видно, не очень торопятся. В лагере царит большое возбуждение, настолько большое, что англичанам пришлось забрать предательницу и посадить в комендатуру во избежание «эксцессов». Сегодня я видел двух ребят из лагеря. Они сказали мне, что подле комендатуры с утра до поздней ночи дежурят верные люди, ожидая появления провокаторши:
– Как только выйдет, так ей и конец. Мы пропадем, но и ей не быть в живых:
– Это вам урок, – сказал я им, – в другой раз зевать не будете. Провокаторов надо вовремя изгонять.
Они помолчали. С минуту подумали, а потом один сказад:
– Мы знаем, что у нас и еще есть такие. Человек двадцать тем только и занимаются. Да ведь как их выловишь? Кабы узнать, так можно было бы быстро того…
Он сказал это так просто, что я посмотрел на него с удивлением.
Просыпается русский народ, просыпается! Нужно, видно, довести его до последней степени отчаяния, как доведены эти три тысячи, чтобы он проснулся весь… И тогда… Не хотел бы я тогда быть на месте большевиков.