14-ое августа, вторник. Во Франции заканчивается процесс против маршала Петена. Прокурор требует смерти обвиняемого. Сам Петен во время всего процесса хранит молчание, если не считать его короткого заявления о том, что «этот суд не есть суд французского народа». Одним из главных свидетелей обвинения является Леон Блюм. Его речь на процессе здешние газеты печатали под заголовком «Леон Блюм плакал, рассказывая свою историю». <…>
Приговор, который ожидается сегодня ночью, покажет, будет ли французский народ настолько благоразумен, чтобы не пойти на поводу у демагогов типа Блюма и у Москвы, и внемлет предостерегающему молчанию 80-летнего Петена, или истолкует это молчание ложно, только как признание своей вины.
Недавно один знакомый сказал мне:
– Французы – это такой народ, который очень любит левую фразу и правую практику.
Подобное мнение от человека, прожившего во Франции много лет, мне пришлось услышать в первый раз. До сих пор мои представления о французах, базировавшиеся на моих встречах с ними в плену и в Германии, примыкали, скорее, к той оценке, которую давал этому народу Достоевский. Если мой знакомый прав, я не постыжусь признаться еще в одной своей ошибке, хотя и мог бы сказать в свое оправдание, что делал заключения из наблюдений над людьми, которые были здесь рабами и для которых левая фраза могла быть действительно скорее средством эпатации германцев, чем выражением собственных взглядов.
Вообще, будущее этой страны занимает меня чрезвычайно. Сейчас о Франции как-то забыли, говорят и пишут о ней очень мало. Это объясняется, конечно, ее своеобразным положением в этой войне: из побежденной она стала «победительницей», но все же вроде как не настоящей, и отношение союзников к ней, можно сказать, скорее снисходительное. Ее все рассматривают, скорее, как козырь в будущей борьбе, чем как союзника в грядущей, и каждый старается привлечь ее на свою сторону: Вашингтон тянет к себе, Москва – к себе, Лондон – к себе. Между тем, в ее народе, пережившем страшную трагедию (точным воплощением которой является в моих глазах маршал Петен), совершается, по-видимому, глубокий внутренний процесс осознания пережитого и определение дальнейшей своей судьбы. Казалось бы, что после всего того, что произошло, после четырех лет немецкой оккупации, от которой они освободились, в частности, вследствие помощи Москвы, «легкомысленные» французы должны были, ни минуты не колеблясь, броситься в объятия коммунизма. Признаюсь, что я всегда так и считал, слушая речи французских пленных.
Однако этого не произошло. «Легкомысленные» французы задумались и, по-видимому, крепко. Сегодняшние газеты опубликовали довольно характерное сообщение из Парижа о том, что конгресс французской социалистической партии отклонил слияние с компартией и что «народный фронт» во Франции, таким образом, сейчас не осуществится.
Суд над маршалом Петеном – второе испытание для французского народа. Оправдание Петена в эти дни и в этой атмосфере, вынесенное именно Францией, а не какой-нибудь другой страной, было, быть может, величайшим выражением мудрости «легкомысленного» народа и, несомненно, величайшим вкладом в дело определения дальнейших судеб мира.
Устроители суда распорядились о том, чтобы приговор был оглашен в том самом «Дворце юстиции», где 150 лет тому назад был вынесен смертный приговор Марии Антуанетте.
Радио только что сообщило, что вчера снова весь день продолжалось заседание японского Императорского совета. Вашингтонское радио перехватило большое телеграфное сообщение, переданное из Токио по коду японскому послу в Швейцарии. По-видимому, речь идет о новой полной капитуляции Японии.
Дай Бог.
Пора. Пора.
Свободное копирование
