Окрыленный успехом, Карпов решил, что пора заканчивать матч, и ввел в бой новый вид оружия. В 15-й партии, стоило мне по выходе из дебюта погрузиться в раздумья, Карпов начал раскачиваться на своем кресле.
Сколько они с Батуринским за него бились! Дело в том, что у меня с самого начала было свое кресло: одно из лучших в мире, подарок фирмы «Жиро-флекс». Сперва Кампоманес сделал все, чтобы не допустить появления этого кресла в Багио. Потом, когда фрау Лееверик собственноручно доставила его из Манилы и советские смогли воочию убедиться в его преимуществах, они потребовали специальное кресло и чемпиону. А ведь еще за два месяца до матча фрау Лееверик предлагала организовать доставку кресла и для Карпова, но советские тогда гордо отказались (мол, пожертвования от частных лиц не принимаем).
Уж не знаю откуда, но будто из-под земли Кампоманес тут же раздобыл кресло! Не такое роскошное, меньших размеров, но все-таки! Теперь судьи перед каждой партией — как того требовал Карпов — занимались тем, что устанавливали кресла на одном уровне: понижали мое и повышали его «постамент». Противнику, видите ли, неприятно, если кто-то выше него!
Но оказалось, что королевское кресло понадобилось королю не только для поддержания осанки. Удобное кресло: пока партнер обдумывает ход, сидишь себе и качаешься! Я отошел от стола, сел «в позе Спасского» и стал изучать позицию по демонстрационной доске. Подошел Шмид, спросил, в чем дело. Я объяснил. Он отправился разговаривать с «королем». Тот и не подумал прекратить свои телодвижения. «Ему мешает это, а мне мешают его зеркальные очки».— ответил Карпов, давая понять, что все это он делает нарочно. Прошло минут пятнадцать, прежде чем его наконец уговорили вести себя прилично. Дело, по-видимому, было не в красноречии главного судьи — просто позиция обрела ничейный характер, и Карпов понял, что даже техническая новинка не поможет ему выиграть.
Во время этой партии зрители могли отметить удивительную связь Зухаря с Карповым. В начале партии Зухарь сидел нормально, а когда я задумался, он закрыл глаза и откинулся назад — и почти сразу же Карпов, хотя он в тот момент и не смотрел на психолога, начал манипуляции с креслом! Что ни говорите, это новое слово в шахматном искусстве. Признаем еще раз превосходство советской научной мысли!
Вопрос о поведении Карпова обсуждался на жюри. Мы предлагали зафиксировать кресла, чтобы на них нельзя было вертеться во время игры. Но Батуринский заявил, что, согласно правилам ФИДЕ, каждый участник вправе выбирать себе кресло по своему усмотрению. И -— боюсь уже надоесть читателю одной и той же фразой — жюри послушно приняло очередную «поправку Батуринского».
Нам так и не удалось ни пристыдить, ни усмирить Карпова: время от времени он применял свой прием — особенно, когда судьям наскучивало следить за игрой и поведением участников. Вспоминаю, как однажды я отсел от столика во время своего хода, потому что сидеть за доской было невозможно; как к Карпову подошел Шмид и посмотрел на него с укоризной. Тот перестал качаться. Шмид обратился ко мне: «Ну, пожалуйста, сядьте за доску, видите — он больше не качается!» Так и хотелось ответить: «А где гарантия, что он дальше будет вести себя нормально?!» Но я понимал главного судью: что мог поделать он, лишенный апелляционным жюри каких-либо полномочий!
Кстати, насчет зеркальных очков, которые я надевал на игру. Кто придумал, что я спасался таким образом от вредного воздействия советского психолога? Ведь я носил очки начиная с первой партии, когда Зухарь был еще «в резерве главного командования»! Цель была проста: лишить Карпова его любимого занятия — стоя у стола, в упор смотреть на противника. Пока на мне были очки, он мог любоваться лишь собственным отражением,
Свободное копирование
