В 6-й партии я вновь легко уравнял игру, и Карпов вскоре предложил ничью. Тут я слегка смалодушничал. Было видно, что позиция Карпову не нравится, да и времени он затратил больше... Увы, я тоже не железный. Напряженное доигрывание накануне сказалось и на мне, и я согласился на ничью.
Начало 7-й партии было отмечено инцидентом, который ввиду своей незначительности не был отражен прессой. Напомню читателю, что накануне матча по моему предложению была принята церемония рукопожатия перед партией стоя (в своих предложениях я особо настаивал на этом пункте, ибо в 1974 году в Москве 23-летний Карпов был не слишком вежлив по отношению к своему 43-летнему противнику).
Совсем недавно Карпов преподнес шахматному миру новую версию событий в Багио: «В своих предматчевых интервью Корчной не брезговал ничем — лишь бы вывести меня из равновесия. По его настоянию перед партией и после нее мы не обменивались рукопожатием» («Сестра моя Каисса», Нью-Йорк, 1990).
Придя на игру, я увидел сидящего Карпова. Он не поднялся, когда я подошел к столу. Я сел, но тут приподнялся Карпов и протянул мне руку. Он застал меня врасплох, на лице его появилась укоризненная усмешка. Справившись с законом инерции, через секунду поднялся и я... Все прошло незамеченным для журналистов и даже для главного судьи. Сейчас мне ясно, что это была тонко задуманная увертюра к спектаклю перед следующей партией...
А пока началась 7-я партия — пожалуй, первая из множества ненормальных в этом матче. В обмен на неожиданность перед началом встречи я застал Карпова врасплох в дебюте! Применив интересную идею Мурея, я получил подавляющий позиционный перевес. Карпов сидел бледный, со слезами на глазах. А мне было не до него: опасаясь советского психолога, я решил вести эту партию из укрытия — сидеть в основном не на сцене, а в комнате отдыха перед монитором. Только когда Карпов делал ход, я волей-неволей садился за доску, не желая повторять поведение Спасского в матче со мной. С непривычки — обычно я сижу за доской почти все пять часов — я играл далеко не лучшим образом.
Партия была отложена. Все вокруг считали мое положение безнадежным. Мы с секундантами бросили взгляд на позицию и тоже пришли к выводу, что ее не спасти. Стин с Муреем пошли к себе, а Кин отправился посылать очередной телекс в «Спектейтор», где сообщил миру, что мне пора сдаваться...
Надо отдать должное фрау Лееверик: чутье подсказало ей, что не все еще потеряно и секундантам рано ложиться спать. Она привела ко мне отбрыкивающегося Мурея (как потом оказалось, он просто хотел спокойно поработать над отложенной позицией у себя в номере), и вдвоем мы нашли путь к продолжению борьбы. Еще не верный путь к ничьей, но реальные шансы на спасение.
Представьте себе всеобщее удивление, когда на следующий день, взглянув на мой очевидный записанный ход, Карпов... предложил ничью! В чем же дело? Ведь накануне, при анализе 5-й партии, наша группа проявила себя явно не с лучшей стороны — и вдруг Карпов оказывает ей такое доверие!
Приведу одно из писем, полученное мною в те дни:
«Мне кажется вполне вероятным, что ваши противники установили микрофоны (а возможно, фотокамеру или «подглядывателъ») в комнатах, где вы анализируете отложенные позиции. Доказательство? Когда Мурей нашел спасительный ход в позиции, которая казалась проигранной, Карпов на следующий день тут же предложил ничью — даже не пожелав выяснить, найден ли вами этот ход. Если бы он обнаружил эту единственную защиту сам, без подслушивания, то подождал бы предлагать ничью и сделал пару ходов, чтобы убедиться в том, что и вы нашли эту защиту...
Мортон Делман, США». В принципе я согласен. Другого объяснения этому парадоксу мы не нашли.
Кстати, маленькая деталь. У нас в отеле была мощная охрана, и без разрешения, моего или Кампоманеса, в наши комнаты не мог проникнуть и таракан... И другая деталь: ежедневные телексы, посылаемые Кином в Лондон (без моего ведома!), служили постоянным источником информации о работе нашего мозгового центра. Каждая строчка проходила инспекцию Кампоманеса, тесно связанного с советской стороной.
Будьте осторожны, участники будущих матчей! Возможности организаторов, если они избирают себе фаворита, почти безграничны!
Свободное копирование
