Другой Милорадович, женатый на швейцарке, любивший музыку, жил в том же с. Колюжинцах; у него были две дочери, Мария и Александра, о которых я упоминал выше, и сын студент. Дочери положили мне на ноты, под моим надзором и строгим требованием точности, в исполнении другом моим Остапом, думы про вдову, ее сына и трех дочерей. Я очень дорожу этой тщательно записанной думой и рад, что она сохранилась, несмотря на многое потерянное при разъездах и пожаре {См. мою статью в "Основе" 1861, октябрь.}.
 Сидит у меня дид, Степан Черкес, с которого я рисую и во время отдыха записываю его рассказы:
 -- Да, я еще помню не то що его батька, та и діда... Мени в селі вже товарища нема. Може міне безо дня або без двох -- літ сто е. У сели же инши люды, як оглянусь... Худо жити, а люди кажуть, що гріх смерти бежати, а треба вжигати. Жити було и добре и худо. Моему правнуку вже пятнадцать годив, внуков багацько; а де воны... бог знае... Один, кажуть, що в Петербурі в Семеновском полку. Внуков шесть и правнуков багато...
 -- То я и сам трохи в Москали не попав. Мы були Черниговской губернии, в солдаты брали, не догнали нас до Нежина; царица вмерла, и нас вернули, а тогда вже мени не отдавали. То як бы узнав я, коли була мурованна церква, я бы выличив года; ей год шестьдесят е и мени було тоди сорок. Мени казав поручик, що дождусь ще свадьбы правнуков, та проживу ще лит двадцать. Да хай бог милуе.
 -- Женився я двадцати двох літ; детей не було. Тепер людей більш... а панив, панив... тепер пьят; я як зазнаю. Перший Игнат {Игнатий Галаган, полковник во время Полтавской битвы.}, того ще не знаю. Вторый Григорий {1760 г. Прилуцкий полковник.} такий грубый, страшный, здоровый, с булавою. Знаю его... був малыш... Було, кажут: от то пан, то и знаю; ще в панщину не ходыв. Третий Иван, такий панок; не так то страшный, тыхенький. Четвертий Григорий, перший сын полковника з булавою; на лицо хороший; чоловик не докучний; пан був гарний. А в іго сіни: Петро и Павел; а вже в Павла тепер Григорій и в его маленький родывсь -- чи Павло, чи як.
 При Григории грубом солдат не було, а переход. Жили гарно; хлиб був хороший; вода, сино-хороши. Тепер убавилось усего. Жито було таке, що снип положити нигди; а тепер -- десять снопив на один... За Ивана прикащика не було, як тепер. Були старые старосты. Людей усе славных становилы... Панщину робили... Табаку ни було; орють соби на лан орють, а там пану выполоти по пашни... буряків, садів ни було... Староста прийде, так и каже, або сам пан: а нуте на панщину -- сегодня ни можу, хлиба нема.
 -- А як же. Ну, спечи хлиб, а тоди завтра и иди.
 -- На панщини не нагуляюця; були скрыпки, музыка; як от и в косовицы свистилки. Повечеривши и знов загуляють. Тепер вже того нема; николи гуляти... Провизию теперь дають: сало, силь, пшеничную муку и порцію...
 -- И за Григория ще славно було... От це табаком найбільш сбил; усе табак... Да, и чуми не було; и не чуть було, що це за впадок... Картопля не чуть було; а тепер е... и третий год гние, и с чого, бо його знае.
 -- Наши батьки рассказують: от буде и у нас московщина... пошли писни московски. Отже и е, ау, ау... та и нема товку.
 -- А ну, діду, може знаеш яку старосвітську теню.
 -- Тепер мені не до співки. Позабув. Тильки слухаю як аукаюця паробки та, и не разбереш що...
 Дид откашлялся и запел.
 Содержание песни такое: девушка раздобыла себе парня, которого всячески старалась к себе привлечь. Он изображен в песне в виде голубя, которого она пустила по столу и любуется на него.
 
 Насипала пшеныцы
 Насипала ситици
 
 но несмотря на эти заботы и ухаживание:
 
 Голуб пшеныци не ість,
 Голуб ситици не пье.
 Крылечками стрепенул,
 У чисто поле полянул.
 
 ...він, бачте, зажуривсь; купили его волю... нема в його воли... зажурився що його купили... так вин не пье, не ість... його на щож держати, його и пустыли.
 
 Лети, лети куди хочи
 Ты дивчины не пороч...
 
 ... Та и усе було не так як тепер... У дивок и у жинок були свиты довги: раз-у-раз; а подвязки були клитчати и висят ривно с полом; на концах вышиваны орли та квитки. А в нас; шапки... околошки в два пальца; а шапка сыня, та большая. Про праздныки у чоловиков свиты были и поясы коломайковы; полоска червонна, жовта, та зелена... а червонна найбільш.
 Кобзари були из козами (волынки), набере духу та и дме. Пан зазове кобзаря и чуе як вш грае. Лучче було; людям воли більш було...